Над кем не властно время (СИ)

- Не волнуйся ты, Макс! Просто делай свое дело хорошо, и клиенты у тебя точно будут. Еще и новых приведут. Кстати, ты только в математике сечешь? А как насчет физики? А в электротехнике разбираешься? А в сопромате и программировании на ЭВМ?

Я знал, что, если меня обеспечат необходимыми учебными пособиями, то в любом предмете, имеющем отношение к точным наукам, я наверняка разберусь. Решил не скромничать и прямо так и сказал. Виталик расплылся в широкой чернобородой белозубой улыбке и заявил, что в самые ближайшие дни позвонит мне.

Прощаясь с родителями Левы, я повторял все те же дежурные слова о том, что мы еще увидимся. Ася Ефимовна расплакалась. С Левой мы постояли молча, ничего не говоря, хлопая друг друга по плечу.

- Может быть, ты все же поедешь на какую-нибудь олимпиаду? - сказал он наконец. - Тогда дай мне знать через Виталика, и я съезжу в ту же страну, чтобы повидаться с тобой.

- Я почему-то чувствую, что мы расстаемся не навсегда, - в этот момент мне казалось, что я говорю искренне. - Может быть, даже олимпиада не потребуется.

На улице шел снег, но ветер прекратился, и было не очень холодно. Пронизанное порхающими снежинками воздушное пространство пахло арбузными корками. Я шел, поеживаясь, в направлении "Академической", когда меня догнал Саша Мошков. Он тоже возвращался с проводов Левки, куда забежал на несколько минут, чтобы попрощаться со своим единомышленником по бардовской песне.

Возле метро стояли в скудном свете фонарей три стенда с газетами.

- Мы Сахарова не читали, но мы его осуждаем! - глумливым голосом произнес Саша и предложил: - Давай просмотрим газетку!

Способность некоторых людей шутить в любых обстоятельствах все-таки немного удивляет.

- Разве тебе совсем не грустно? - спросил я.

- Конечно, грустно! - признал Саша. - Поэтому я и предлагаю немного повеселиться, чтобы развеять грусть.

- Что же веселого в этих газетах? К тому же при таком освещении мы можем разве что читать одни заголовки.

- Так ведь именно заголовки мы и будем читать! Знаешь, они бывают очень смешными, если представлять себе, что каждый заголовок - это подпись к фотографии полового акта. Вот этот, например.

Саша ткнул рукой в стенд и провозгласил официальным тоном:

- "Вести с полей"!

Я невольно хмыкнул. Мой взгляд упал еще на один заголовок, и мне стало смешно: "Нелегка профессия хлебороба". Я показал его Саше.

- Неплохо, - похвалил он, но этот еще лучше: "Досье преступлений империализма".

- Но это же рубрика, а не заголовок, - возразил я сквозь смех.

- В нашем деле все сойдет, даже рубрики, - великодушно откликнулся записной остряк Мошков.

Так мы стояли и веселились, сгибаясь от смеха, соревнуясь, кто найдет заголовок забористее. "Очередная израильская провокация", "Сельская школа", "Внимание: опыт!", "В дар советскому фонду культуры".

Было что-то магическое, какая-то алхимия, в этом превращении тоскливой ежедневной, усыпляющей, лживой и однообразной газетной тягомотины в нечто новое, яркое, смешное и неожиданное. На время я забыл, что уже в десятом классе, - да что там десятый класс, я забыл, что мне уже за шестьдесят с лишним лет! - и хохотал как ребенок, благодарный Саше за удивительный опыт. И в этот миг все казалось мне возможным: и будущая встреча с навсегда уезжающим другом, и мастерство осознанных снов, и обретение дара орбинавта!

***

Ощущение пустоты, вызванное Левином отъездом, вскоре вернулось. Через день после проводов я, сидя за партой и глядя в окно, увидел пролетающий высоко в небе маленький силуэт самолета. Днем, возвращаясь из школы, заметил еще два самолета. В каком-нибудь из них мог находиться мой друг детства. Я не знал точного времени рейса, которым летели Маргулисы. Это теперь не имело значения.

Вечером я сидел в своей комнате, погрузившись глубоко в кресло под задумчивые полнозвучные нарастающие аккорды "Токкаты и фуги ре минор" в исполнении Гарри Гродберга, размышляя о том, как люди, удивительным образом находя друг друга на необъятных просторах вселенной, умудряются после этого расставаться навсегда. Почему они не дорожат возможностью быть вместе? В случае с Левой от меня мало что зависело. Но ведь бывали и другие ситуации. Взять, например, Аллу Кахниашвили. Разве нам не нравилось видеться, разговаривать, читать Гейне, обсуждать задачи, касаться друг друга руками?

Чем она сейчас занимается? Каков круг ее сегодняшних интересов? У меня не было ни малейшего представления на этот счет. После истории с Зоей, о которой Алла вообще ничего не знала, я перестал с ней видеться.

А ведь Алла приходила тогда ко мне в больницу!

Меня внезапно поразило это воспоминание. В отличие от тети Лили, она не была моей родственницей. Не знала меня много лет, как Николай Иванович. Не была моим другом детства, как Лева и Валера. Но она пришла тогда проведать меня! А я отвернулся от нее, словно она была виновата в том, что в некий злополучный день я не откликнулся на призыв Зои.

Алла пришла ко мне в больницу, хотя мы были едва знакомы. Многие другие из числа тех, что знали меня давным-давно, и не подумали это сделать.