Взяла Афина свое боевое копье и стукнула о край острова, и выросли рифы и острые скалы, что несли гибель всем судам, которые посмели б сюда приблизиться; закружились стаи черного воронья, предвещая беду любому чужаку. Но дружелюбие на острове было такой силы, что разогнало эти стаи по свету. Так и слоняются они теперь, нося с собой мстительные угрозы и раздор, помня об удивительном волшебном острове, где всего было в изобилии.
И опустила тогда Афина свое забрало, и ударила в свой тяжелый щит. Грозно прозвучали эти звуки, но, достигнув острова, превратились в мелодичные отголоски какой-то песни. Они завораживали, и одно восхищение рождалось в сердце того, кто слушал их.
Здесь все самое плохое превращалось в хорошее. Возликовали тогда Гея с Афиной-Палладой. Но требовалось претворить в явь еще один замысел Геи. И наложили богини на остров заклятье, благодаря которому сюда не могли проникнуть ни Афродита, богиня любви, ни ее сын Эрот, веселый и озорной, шаловливый и дерзкий, коварный, а частенько и жестокий посланник со стрелами любви за плечами и с маленьким золотым луком. Знали богини, что сеял он золотыми стрелами то счастье и радость, а то – горе и страдания. Все муки любви – на его совести. И все восхитительные мгновенья божественной благодати – тоже благодаря нему.
Стали жить здесь люди, стали растить своих детей, – ведь они не перестали любить друг друга: они слышали священный голос Афродиты, открывшей новый путь тем, кто прислушался. Но не достигали сюда стрелы игривого мальчишки, сеющего не только искры и огонь любви, но и муки, и даже гибель…
С тех пор минуло много-много лет. Про этот обособленный остров люди забыли: они продолжали жить в своем бушующем водоворотами страсти мире. А здесь всего этого не было – не вспыхивала и искра страсти, не разливался и океан страданий. Менялись поколения, давно уже канула в неизвестность легенда об ином мире: на острове жила твердая вера в единственность и правильность подобного уклада жизни. Метис постаралась – неясность глубоко укоренилась в человеческой природе, так глубоко, что сами люди этого не замечали.
Гименей, бог свадебных церемоний, был допущен на остров, и обычай жениться сохранился. Хотя это было и лишнее: люди женились, чтобы дружить, чтобы проводить вместе дни, чтобы делить тяготы ведения домашнего хозяйства и продолжать род, вкладывая в воспитание детей все понимание жизни. А потому не было и измен, не было ревности, браки не распадались потому, что любовь «вдруг» уже не уходила…
Таков был этот дивный остров, таковы были его необычайные законы!
Но иногда эти люди чувствовали, что они одиноки, чувствовали, что в их жизни явно чего-то не хватает, и их неслышимые обычным человеческим ухом голоса разносились далеко за пределы острова, вырывались на свободу, ища разнообразия, желая отыскать нечто неведомое. Они не пытались задуматься, чем для них может обернуться находка, но чуяли, что именно ее не хватает для полного счастья.
Было время зимних холодов, когда мимо острова пронесся Эол, бог всех ветров. Сжалился он над людьми, обратившими к нему свои мольбы, и подхватил стремленья душ. Унес их далеко отсюда, в мир иной, где люди жили по другим правилам, где вовсю охотился озорник Эрот.
Жил в том мире обыкновенный юноша по имени Адей. Услышал он этот зов и, собрав все необходимое (оно умещалось в заплечный мешок), тронулся в путь. Путь был нелегок, труден, но он достиг диковинного острова, каким-то чудом или по милости богов миновал все рифы и острые скалы, загубившие жизни многих путешественников, которые, как и он, услышали голоса.
Много испытаний пришлось пройти на острове юноше, пока увидел он, наконец, девушку необычайной красы: она была земной, но ослепила его не красотою и правильностью форм, а чем-то, что невозможно ни увидеть, ни услышать, до чего невозможно прикоснуться и попробовать на ощупь. Что произошло тогда в его душе! Какой теплый покров дружбы укутал его! Девушку звали Леония, она была целомудренна и словно не знала велений любви. Но и сам юноша, странник из чужого мира, хоть и плыл за этим, невольно потерял голову, на него подействовала вся сила острова, и он позабыл о том мире, откуда был родом.