Над квадратом раскопа

Проекция на берег в расположении стоянки и современной тоневой избы обнаруживала наиболее благоприятные условия для жизни: ровное, открытое для ветра место, свободное от гнуса, наличие неглубоко лежащего пласта пресной воды, доступного для примитивного колодца. Проекция на море указывала наиболее выгодное для пассивного рыболовства место на всем близлежащем отрезке берега, с неизбежностью заставляя предполагать, что именно эти же признаки — выигрышное место лова, вода и ветер — диктовали выбор места обитателям древней стоянки.

Вместе с тем объяснение получали и некоторые другие детали. Так, обязательное расположение древнего стойбища с восточной, но никогда не с западной стороны современного или пересохшего в прошлом ручья могло объясняться особенностями семги, заходящей в родную реку именно с востока, где ее должны были поджидать сети и ловушки. В то же время существование на древних стоянках каменных очагов, рассчитанных на долгий срок службы, заставляло предполагать их неоднократное, вероятнее всего, сезонное использование. А это в свою очередь указывало, что жизнь древних обитателей Терского берега в какой-то период года полностью совпадала с жизнью теперешних его обитателей.

Среди углей, камней очагов на песке лежали мелкие обломки обгоревших костей морских и наземных животных — остатки трапез древних охотников и рыболовов. Больше всего здесь оказалось костей нерпы и морского зайца. Охотиться на них можно только в период с июля по сентябрь, когда звери приближаются к Терскому берегу. Наоборот, отсутствие костей гренландских тюленей, собирающихся в горле Белого моря в феврале — марте, лишний раз свидетельствовало, что в зимнее время года эти места пустовали.

Передо мной были сезонные стоянки — летние поселения древних обитателей Кольского полуострова. Они выходили по весне к морю, чтобы собирать на зиму ягоды, заготовлять впрок драгоценную рыбу в вяленом, квашеном и сушеном виде, а потом вместе с холодами, дождями и туманами повернуть… куда?

Дальнейший путь в прошлое указали олени.

6

Я покривил бы душой, утверждая, что все разговоры на Терском берегу сводились к семге. Скорее, наоборот. В разговорах она занимала небольшое место именно потому, что говорить о ней, собственно, было нечего, разве пояснять, отвечая на вопросы неопытных и пришлых. Место ее определялось самой жизнью, подчиненной этой великолепной рыбе на весь период от весны до поздней осени, а в мыслях рядом с семгой, отступая несколько на второй план, были олени.

Природа этих мест сама положила границу между лесистым Терским берегом, где уже несколько столетий жили русские рыбаки и охотники на морского зверя, и областью тундр, протянувшихся от центральных озер полуострова на север и на восток, где кочевали с оленями саамы. Здесь воочию можно было видеть многовековое сосуществование не только разных народов, но разных культур и хозяйственных укладов, взаимно проникавших друг в друга, обогащавших друг друга знанием и опытом, но так до конца и не слившихся. Хотя опыт русских соседей наглядно демонстрировал саамам преимущества оседлой жизни в избах, те еще в начале нашего века предпочитали жить в чумах и вежах, а во время кочевок — в палатке-куваксе, не желая ставить на месте постоянного зимовья хотя бы небольшой бревенчатый дом с русской печью. Стиль жизни оказывался сильнее доводов разума. Со своей стороны, русское население видело в оленях всего лишь разновидность домашнего скота и держало их для перевозки грузов, на мясо, из-за оленьих шкур, идущих на обувь, на одежду, но настоящим оленеводством так и не занялось.

Впервые стадо оленей в несколько тысяч голов, выходившее к морю, я увидел на коричнево-серой, пожухлой весенней тундре, еще не пустившей ни одного зеленого ростка, холодной и мокрой.

Северный олень. Гравировка по кости. Верхний палеолит.

Большинство оленей были комолыми, сбросившими старые рога, со сбитой зимней шерстью, похожей на клочья грязной ваты, выпирающей сквозь прорехи телогрейки. В тот весенний солнечный день создания последнего ледникового периода выглядели совсем не экзотично. От обычного коровьего стада их отличали разве что ветвистые рога вожаков, низкорослость да более тревожный, осмысленный взгляд крупных лилово-карих глаз. Между тем, по сути своей, эти олени были лишь на немного менее дикие, чем их вольные братья: просто они относились с большей терпимостью к человеку, которого привыкли видеть подле себя основную часть года.

Второй раз со стадом я встретился тем же летом, когда оно остановилось на два дня возле тони. Пастухи с собаками держали оленей у берега, клеймили их и выбраковывали. У большинства оленей уже отросли новые мягкие, покрытые коротким искрящимся бархатом рога, в то время как старые самцы красовались всем своим ветвистым великолепием. Впряженные в легкие нарты, олени везли их по болоту и сухой тундре, как по снегу.