Над Миусом

Со всеми предосторожностями водитель машины Леднева преодолел проезд в минном поле. На ухабистой дороге бочка с бензином, грохоча и позванивая, как живая носилась по кузову. И автоматчики прыгали, спасаясь от нее, словно кошки, напившиеся валерьянки, - то и дело им приходилось прерывать песню "Эх, дороги!", которую затянули при выезде из Матвеева Кургана. В заднее стекло кабины полуторки Леднев все это видел, однако машину не останавливал. Не хотелось мешать водителю-тому и так приходилось непрерывно переключать скорости, напряженно крутить баранку. Лишь поднявшись на высоты правого берега реки Миус, Леднев сказал:

- Ну-ка притормози!

Тотчас автоматчики выпрыгнули из кузова, и старший спросил:

- Разрешите, товарищ капитан, иошуровать в немецких окопах? Доски бы найти, укрепить проклятую бочку.

Леднев предупредил:

- Только поосторожнее, немцы могли оставить там мины-сюрпризы. Не хватайтесь ни за какие проволочки, не зацепляйтесь ни за какие выступы. Вообще, будьте повнимательнее.

А сам повернулся к востоку, окинул взглядом пойму реки, полуразрушенный Матвеев Курган, окопы нашей пехоты. Далеко немцам отсюда было видно! С этих стометровых высот весь наш передний край простреливался.

Наверно, только ночью можно было нашим подвозить еду, боеприпасы. Да и то осветительные ракеты не давали покоя... А ведь Ледневу, когда он пролетал через линию немецкой обороны, разница высот между окопами наших войск и блиндажами "неприступного Миус-фронта" не казалась такой большой. И он тогда не понимал, как трудно приходилось нашим пехотинцам. Теперь понял.

- Товарищ капитан! Чего мы нашли-то!

Рывком Леднев оборотился и даже издали заметил: автоматчики необычно возбуждены, взбудоражены. В тревоге бросился к ним на помощь. Она, однако, не потребовалась. Просто парни были страшно удивлены комфортабельностью немецких окопов, блиндажей. Глубокие, сухие, чистые, они внутри кое-где даже были обшиты досками. Но звали автоматчики Леднева посмотреть офицерскую землянку, расположенную чуть поодаль. Действительно, она выглядела как просторная комната - полы, стены и потолок из плотно подогнанных досок.

В правом углу-рояль. Слева-диван, кресла, круглый стол. Над ним электрическая люстра с хрустальными подвесками. На полу - пушистый зеленый ковер.

А на столе... чашки с чаем, печенье в хрустальной вазе, сахар в настоящей фарфоровой сахарнице! И впечатление: немцы только что отсюда ушли - вот-вот вернутся!

Леднев сказал:

- Видите, как поспешно они бежали-даже не допили свой чай! Нам вот с вами на войне ни диванов, ни ковров не требуется!

- Коврик-то неплохо бы прихватить в дорогу. Сподручнее на нем под машиной спать, чем на голой-то земле, если заночевать придется, - весело заметил старший из автоматчиков.

Леднев рассмеялся, сказал:

- Ладно, берите трофейный коврик. Только и доски, за которыми шли, не позабудьте на радостях.

Первый же попавшийся по дороге хутор Степановский был совершенно разрушен. Ничто не говорило о том, что здесь недавно жили люди. И сады, сожженные, раздавленные танками, походили на какие-то невзрачные, убогие лишайники.

И в хуторах Федоренко, Гармаш, Самарский жителей не осталось, как, впрочем, и ни одного целого дома. А ведь именно в этом районе Тарасенко указал место приземления Лаврова на парашюте. Леднев нашел и тот сарай, около которого неделю назад Тарасенко так смело садился на "кукурузнике". От сарая остались одни кирпичные столбики по углам да гора золы.

Зато Леднев еще издали заметил жителей в следующем хуторе. Они вышли навстречу его автомашине.

И сразу окружили ее, едва она остановилась. Да, многие здесь слыхали; километрах в шести-семи к югу, около хуторов Шароны и Раскиты, неделю назад немцы взяли в плен русского летчика, спускавшегося на парашюте.

Подробностей жители сообщить не могли - в последние дни прятались в подвалах. Немцы ведь угрожали увезти всех трудоспособных в Германию.

- Та им не до нас було, як тикалы! - счастливо улыбаясь, радовались вслух дивчата и жннки.

Конечно, спросили:

- Ну як же там на фронте?

Леднев коротко рассказал о решающей победе на Курской дуге, об освобождении Орла, Белгорода, Харькова, о продолжавшемся наступлении наших войск к Днепру, к Киеву...

А затем скомандовал автоматчикам:

- По коням!

Оба паренька моментально взобрались в кузов, и Леднев повернул машину на юг - поехал теперь вдоль бывшей линии фронта.

Он был огорчен сообщением - летчик взят в плен!

Давно Леднев решил: если его собьют над территорией, занятой немцами, он будет отбиваться до предпоследнего патрона своего "ТТ". Ну, а последний - себе в висок.

И так же, как самого себя, и своих товарищей не мог представить в этом униженном состоянии-пленный!

Поглядывая бегло на мелькающие мимо поля, Леднев все время ощущал... какое-то неудобство, что ли. Наконец, уже подъезжая к хутору Шароны, понял: пажити раздроблены, изрезаны на небольшие полоски! Открытие поразило Леднева почти так же сильно, как впервые увиденные колхозные нивы в конце двадцатых годов. Но тогда, юный комсомолец, он испытывал радость, гордость.