— Возьми грузчиков и поезжай на склад, посоветовал капитан. — К вечеру, возможно, уже все будет в порядке.
— Это мысль, — согласился политрук и повесил трубку.
Однако на складе никого не оказалось. Постельные принадлежности привезли на следующий день, и подполковник провел в кабинете лишь одну ночь, имея заявку в качестве простыни и прикрываясь напоминанием — в точности, как приказал генерал.
Только одну ночь, но тем не менее подполковника пришлось перевести. В этой части он больше уже не мог работать.
"Домино"
Был прекрасный летний день, когда в штаб соединения поступило сообщение, что Иржи Ружичка, член аэроклуба, на старом, примитивном самолете стартовал с одного аэродрома на другой, не очень отдаленный аэродром, но что с ним стало, неизвестно. Командованию соединения предлагалось принять меры по розыску самолета.
Информировали о случившемся генерала, и тот немедленно отдал приказ обследовать с воздуха опасные пространства, проверить, не приземлился ли самолет на другом аэродроме. Одновременно приказал нескольким самолетам патрулировать в воздухе, чтобы пилот, если он хотел улететь на Запад, не мог бы этого сделать незаметно.
Развития событий долго ждать не пришлось. Один из патрулирующих летчиков передал, что видит пропавший самолет, но вот относительно замысла пилота приземлиться в Западной Германии сказать ничего определенного не может.
— Сблизиться с ним и дать ему указание следовать на ближайший военный аэродром, — приказал генерал.
Пришло сообщение, что Ружичка на указание не реагирует и продолжает лететь своим курсом.
— Предупредить ракетой, — приказал генерал. Но и это не оказало воздействия. Генерал был поставлен перед дилеммой: или отозвать преследователя и дать событиям идти своим чередом, или произнести только одно, но роковое в данном случае слово: «Домино», что на гражданском языке означает «Огонь». Времени для размышления почти не было.
«Отозвать летчика, который преследует, означает открыть путь к перелету и одновременно поддержать взгляды, что наша авиация — ничто, что она не способна выполнить свою задачу по охране воздушного пространства, — размышлял генерал. — Но приказ на открытие огня положил бы конец жизни человека, о котором я ничего не знаю и который, может быть, вообще не является нашим противником, а то, что делает, совершает по недопониманию», — колебался генерал, не предполагая, как он близок к правде.
В телефонной трубке раздалось покашливание, и генерал понял это как явный намек на то, что его решения ждут. Время истекало.
Он произнес то слово вдруг охрипшим голосом, но четко, чтобы не было сомнения в его приказе.
Сказав «Домино», он добавил уже совсем не по-военному: «Стреляйте по крыльям».
— Самолет, пытавшийся перелететь в Западную Германию, подбит, — последовало новое сообщение. Была одновременно точно названа местность, где упал самолет Ружички. Генерал, обхватив голову ладонями, долго сидел неподвижно. Затем вызвал шофера и уехал, никому не сказав ни слова.
На второй день прибыл на работу с опозданием. Оказалось, что он выезжал прямо в западно-чешскую больницу, куда был доставлен Ружичка, и всю ночь терпеливо ожидал заключения врачей. Когда генералу сказали, что ранение у Ружички тяжелое, но вполне излечимое и для этого требуется лишь время, он облегченно вздохнул.
По возвращении сразу же зашел в кабинет капитана, где до этого ни разу не был.
— Ну, какие тут разговоры ходят среди людей? — спросил он еще в дверях.
— Хвалят ваше решение. Расценивают его как начало установления порядка и в воздухе, — искренне ответил капитан.
С этого дня генерал дважды в неделю отсутствовал на работе по полдня. Только ближайшие сотрудники знали, что он ездит к Ружичке в больницу.
Когда генерал впервые переступил порог палаты, где лежал Ружичка, ему было не по себе. Из бинтов на него глядела пара удивленных глаз, в которых можно было прочесть вопрос: зачем пришел и чего хочет. Генерал представился, но это не сняло молчаливого вопроса.
— Я отдал приказ, чтобы вас сбили, — сказал генерал, словно откусив от кислого яблока.
— Тогда вам большое спасибо, — раздалось из-под бинтов.
— Не мог иначе, — произнес генерал и тут же постарался взять себя в руки, чтобы не впасть в извиняющийся тон.
Только во время второго свидания генерал выяснил суть дела. Для Ружички, этого молодого служащего, недовольного своей работой и будничной жизнью, только полеты были радостью. Когда до него дошли слухи, что аэроклубы будут закрыты и полеты запрещены, он решил бежать на Запад.
В больнице Ружичка пролежал долго, а затем предстал перед законом.
— Я доволен, что удалось предотвратить преступление этого парнишки, — говорил позднее генерал, и он говорил правду.
Капитан в душе недолюбливал больницы. Поэтому ему было приятно, что генерал при своих регулярных посещениях Ружички никогда даже не намекнул, что капитан должен его сопровождать. Но авиация и медицина были не слишком далеки друг от друга. За несколько лет совместной работы с генералом капитану не один раз приходилось вместе с ним посещать больницы.