Над Нейвой рекою идем эскадроном

– …отобранные у них ценности должны быть выданы государству, они не принадлежат ни городу, ни вам! – срываясь на повышенный тон, чеканил Василий.

– Но мы через кооперативы распродали их населению, и как сейчас быть? Как вернуть? – одновременно заискивающе и растерянно бормотал грозный чекист.

– Обо всём случившемся я доложу самому комиссару. Да что там комиссару – самому Ленину!

– Подождите! Может, мы что-нибудь ещё придумаем!

– У вас мало времени, товарищ председатель! – снова перебил Говырина Федорахин.

– Василий, мы всё сделаем за пару дней!

– Даю вам сутки, Коля! Пойми меня правильно, я тоже должен по-своему отчитаться за это дело.

Видимо, слегка успокоившийся чекист отдал кому-то по телефону приказ принести чай. Тут уж Роман понял, что ещё неизвестно, сколько придётся ждать, и робко постучал.

– Кто там ещё! Войдите! – услышал красноармеец недовольный голос.

Роман вошёл. Суровость на лице Василия Ивановича, которую успел заметить Федорахин-младший, сменилась приветливой улыбкой. Дядя встал из-за стола, обнял Романа и, обращаясь к Говырину, сказал:

– Вот растёт смена! По нашим стопам пошёл, за наше общее дело воюет. И как воюет! Героем себя показал с белочехами, да и теперь геройски дрался под Голубковским. Мне Швейцов про него рассказывал.

Федорахин расхваливал племянника, а Говырин, обрадованный сменой темы и переменой настроения уполномоченного комиссара, кивал головой.

– Заберу его с собой в Москву! Пусть там пройдёт курсы красного командира. Мне кажется, из него хороший командир должен получиться! Как ты думаешь, Николай?

– Конечно! Пора, Вася, и наших алапаевских ребят наверх двигать, всё-таки город первых советов!

В это время в коридоре послышался какой-то шум и ругань. В кабинет председателя ЧК вбежал человек в оборванной одежде с исцарапанным лицом в кровоподтёках.

– Чаи гоняете?! А у вас под боком заговор! Контра мятеж устроила! Эх, товарищ председатель ЧК! Еле ноги сейчас унёс!

– Да что случилось-то, товарищ Голубев? Расскажите нам толком! – попросил Николай Павлович.

– В Верхней Синячихе контра мобилизацию сорвала, вооружённый мятеж подняла! – возмущался Голубев…

То, что произошло, в сущности, можно было предвидеть. После того как стало ясно, что Алапаевскому полку не справиться с поставленной задачей по задержке Омского Офицерского отряда на Голубковском фронте, в Верхней Синячихе было решено провести ещё одну мобилизацию бывших фронтовиков. И вновь созданный из них батальон бросить на помощь погибающему формированию товарища Павлова. Эта задача и была возложена на Голубева. Комиссар, приехав в Верхнюю Синячиху, устроил митинг, на котором заявил, что ещё немного – и с гидрой контрреволюции будет покончено. Но для этого все мужчины должны сейчас же отправиться на Голубковский фронт. Однако после гибели Третьего батальона, состоявшего в большинстве из местных жителей, ситуация в настроениях рабочих уже была не та… Голубева перебили присутствующие на митинге женщины:

– Скажи лучше, горлопан, когда наших мужей вернёте, которых на Дутова да под Верх-Нейвинский завод угнали?!

Фронтовики зашумели. Раздались голоса:

– Хватит, навоевались! Пусть комиссары сами идут воюют, если им надо!

– Кого вы слушайте? Ваших несознательных баб? Да мы вас к едрене фене под конвоем всех на фронт отправим! – сорвался на крик оратор.

Но договорить он не успел. Толпа женщин, бросившись к нему, стащили его с трибуны и начали рвать на части. Если бы не отбившие его рабочие, неизвестно, что сталось бы с комиссаром по мобилизации… Спасители с трудом оторвали его от женщин, Голубев прыгнул на своего коня и прискакал в город. А фронтовики поняли, что может их теперь ожидать, и начали готовиться к обороне. Под ружьё встало человек двести. Разбившись на две роты, они заняли оборону перед посёлком. К продвигавшимся вперёд по Ирбитскому тракту белым послали делегатов за помощью.

Наутро в посёлок пришли две новости: Нижняя Синячиха занята сибиряками, а из Алапаевска на Верхнюю Синячиху ночью выступил батальон 1-го Крестьянского коммунистического полка с приданной ему артиллерией. Но к радости взявшихся за оружие фронтовиков этим же утром в посёлок вступил отряд белогвардейцев из пятидесяти человек во главе с офицером. К удивлению местных жителей, ни о какой обороне посёлка речи не пошло. Офицер построил рабочих в шеренгу, и после короткой речи так же, как и Голубев, предложил всем немедленно вступить добровольцами в Сибирскую армию. Среди фронтовиков послышался ропот:

– Мы уйдём в белые, а как же наши семьи, кто останется защищать их?

Из шеренги построенных вышли два гимназиста Ирбитской гимназии, находившиеся здесь на каникулах у родителей, а затем оставшиеся из-за начала боевых действий.

– Егор, ты? – с радостными выкриками подбежали к ирбитскому добровольцу вышедшие вперёд Верхне-Синячихинские гимназисты.

– Я! Уже воюю с большевиками, пока вы здесь отсиживаетесь.

Кроме этих мальчишек, из шеренги никто не вышел.

– Хорошо! Тогда сдайте оружие, ибо его могут носить только военные! – приказал офицер.