Над окошком месяц

Гражданские пошли нам навстречу. Они собрали все исправные подогреватели и дали их нам столько, сколько смогли мы загрузить в вертолёт. К нашему несчастью мы смогли запустить всего лишь половину. Грели долго и кропотливо, укутывая обогреваемые участки для сбережения тепла. Температура застопорилась на одной отметке, не достигнув требуемой градусов на пять-семь. Что делать? Как быть? Упереться рогом в инструкцию — самое беспроигрышное, для меня лично, дело. Но это обернётся всем такими сложностями, которые могут привести к ещё худшим последствиям. Надо рисковать, решил я. Но риск должен быть обоснованным. Инструкции пишутся с зазором, с допуском, и если будут какие-то незначительные отклонения, то ничего страшного не случится. Инструкцию, кроме меня, знают и члены экипажа, они могут отказаться выполнять мои распоряжения, могут и выполнить их, но в случае неудачи доложат, что выполняли приказ старшего начальника. Я пошёл на маленькую хитрость: придвинул рукава с горячим воздухом к датчикам вплотную. Температура на приборах в кабине поползла медленно вверх. Лётчики, думаю, разгадали мою хитрость, но ни один из них и словом не обмолвился. Они верили мне и надеялись на успех.

«До запуска надо ещё поднять и поставить на упор лопасть. Кран стоит у вертолёта, крановщик, чувствуется по осанке и возрасту, опытный специалист, так что сложностей не будет», — думал я. Только когда я подошёл к машине, чтобы уточнить план наших действий, выпал в осадок: крановщик оказался пьяным в стельку. Зная, чьих рук это дело, я крепко пожурил опрометчивых хозяев за то, что они допустили бесконтрольно крановщика к канистре со спиртом, и стал думать, что делать дальше. Крановщик собирал в кучу разбегавшиеся глаза, мычал, жестами уверял меня, что всё будет путём. Говорить ему, что лопасть — это не железная болванка и не бетонная плита было бесполезно. Опять вопросы: что делать? как быть? к какому месту крановщика приставить шланг и промыть его до маломальского просветления? сколько ждать до его естественного протрезвления? Ждать нет времени, заканчивается день, уже сумерки на носу.

Бросив в очередной раз допуск на обыденное рабочее состояние крановщика, очевидно, не обходившееся без горячительного, я решил проверить его в деле. Первое, самое лёгкое, задание — попытаться подъехать к вертолёту. Испытания крановщика начались раньше, с попытки забраться в кабину. С помощью тех, кто открывал канистру, удалось водрузить его на сиденье. Оказавшись в привычной обстановке, крановщик радостно замычал, потом беспорядочно задвигал руками и ногами и как-то невзначай нажал на что-то нужное. Машина затряслась и большими прыжками запрыгала к вертолёту. «Лучше смерть под колёсами, чем позор!» — было моё последнее решение. Я упал на капот. Совратители застучали кулаками по кабине. Уф! Остановили. Значит, не всё потеряно. Подсадив консультанта в кабину к крановщику, нам удалось более мелкими скачками допрыгать до вертолёта, поднять стрелу, зацепить за лопасть и, перекрестившись, поднять её, не вырвав с корнем.

Запуск прошёл удачно. Как только закрутились винты, причём без ожидаемого страшного скрежета, а потом всё быстрее и быстрее, тут мы с Кондратьевым, как мальчишки, запрыгали, закричали что-то, стали толкать друг друга, обсыпать снегом.

Чтобы довести дело до конца, и, если что, чтобы не упрекать потом себя всю жизнь, я полетел на аэродром на этом вертолёте. Полёт прошёл без замечаний. Прибыв в Алма-Ату, я услышал от офицеров, которые были тогда на КП, что никто не верил в успех этой операции. Всё же минус сорок семь! Соседи разбили свой, когда не было и тридцати. Мне за это, по-моему, даже не сняли «ранее наложенного взыскания». Есть такой вид поощрения. Да, ради Бога, я же не за благодарность служу. Хорошо, что обошлось без очередного взыскания!

Другой, противоположный по температуре, случай в этом же полку.

Были большие учения, полк перебазировался на полевой аэродром, расположенный между гор. Вертолёты взлетали и садились, и всё было как надо. Получили сигнал об окончании учений, восприняли его с энтузиазмом, потому что в пыли, в жаре, не досыпая, жить скучно.

Подготовились к перелёту, и группами стали уходить вертолёты на базу. Остался последний Ми-6, в котором должны улететь повара, официантки, полевая кухня и все остальные: писари, планшетисты, связисты… Мы с лётчиком-инспектором из нашего штаба тоже рады удачному окончанию учений и ждём ухода последнего вертолёта, чтобы самим улететь в Алма-Ату. Начищаем сапоги, собираем вещи в сумки и… прислушиваемся к звукам аэродрома. Равномерно гудят двигатели вертолёта, слышны команды офицера тыла, руководившего «сворачиванием» лагеря. Кто-то тянет колышки уже и из нашей палатки… И вдруг странный хлопок. Глянув друг на друга, мы выскочили из палатки. В стороне, откуда послышался хлопок, в воздухе висело огромное пыльное облако, летали обломки лопастей. Мимо нас мчалась туда пожарная машина, я на ходу запрыгнул на подножку. Навстречу нам бежали повара и официантки в изорванных платьях с синяками и кровоподтёками…