Над окошком месяц

Забрёл я и в «Неман». Нехотя, с гримасой неотвратимой досады, взяли мою толстую тетрадь, исписанную от корки до корки, и тут же, небрежно, забросили в кучу пыльных бумаг на подоконнике: «Через месяц позвоните». Звоню: «Не читали ещё, позвоните через месяц». Это длилось год. А через год сказали, что такое они не печатают, да и вообще никого со стороны они не печатают. На вопрос: «Где же печатать свои произведения начинающим, кто со стороны?» — они только пожимали плечами. Мои слова, что Валентин Распутин, в общем-то, положительно отозвался о моих рассказах, их удивили, а, прочитав письмо, которое было при мне, уже по-другому смотрели на меня, но тетрадь не попросили обратно…

И все же я нашёл людей, которым были интересны мои повести и рассказы. Их сам Бог послал за все мои творческие страдания.

Казалось бы, какое отношение может иметь откровенно «гражданский» рассказ к такой газете, где полно огня и дыма, где должны рассказывать о своих боевых, геройских делах заслуженные генералы, маршалы, полководцы, где должны писать о буднях армии. Тем не менее, там прошли мои совсем не военные, не геройские, рассказы. Посудите сами: троица запивших мужиков, чтобы заполучить на халяву водки и закуски, устроила похороны козла под видом генерала («Тень генерала Козлова»); дед, всю жизнь проведший на грешной, унавоженной земле, вдруг решил полетать на самолёте («Дед Трофим и Лёнька»); работяга Васька Цаплин, видевший причину всякого зла в евреях, вдруг узнал, что в нём течёт кровь иудея («Васко де Цапелин»); молодой работник Научного института в заброшенном саду находит скалу с иероглифами, эту сенсацию возводят до мировых масштабов, а оказывается, она принадлежит киностудии («Дети Солнца») и др., - разве это героизм или даже патриотизм? Но эти рассказы прошли в газете, многим пришлись по душе, об этом мне говорили мои сослуживцы при встрече и просто знакомые.

Ход этой непривычной для военной газеты литературе дал недавно ушедший из жизни Главный редактор «Белорусской военной газеты» — полковник Захаренко Леонид Андреевич, в то время начальник отдела культуры и писем. Умер в пятьдесят лет, внезапно, на чужой квартире, т. к. свою не успел за неимением времени и денег приобрести. Его государство не оставило без внимания. На могиле были произнесены проникновенные слова: «Прошёл славный путь от курсанта до полковника. Бил газетой беспощадно идейных врагов. Был требователен к подчинённым, а ещё больше к себе…» И всё. Жену тут же вычеркнули из очереди на строящуюся однокомнатную квартиру за свои деньги, и ей стоило много слёз, чтобы вновь туда вписали.

А в это время мальчишка, занявший на европейском конкурсе песни шестое место, поведал миру, что ему обещана хорошая квартира в Минске, а его продюсер за деньги, полученные от государства, купил за границей себе особняк?! Очень мило!

Другим человеком, вдохнувшим в меня надежду, был главный редактор «Нового Журнала» (Нью-Йорк) Вадим Крейд. Он пошёл дальше: назвал меня талантливым писателем, это было сказано в то время, когда я, окончательно убеждённый в своей бесталанности, в очередной раз закинул писанину в какой-то фанерный ящик. В этом журнале вышли мои рассказы: «Беглецы», «Чернь земная», «Лёнька» и другие, а за рассказ «Хроника одного рейда», который послал на конкурс, я получил Первую премию. Может, кто-то подумает, что я в этот журнал посылал, чернящие мою родину, её народ, строй произведения? Ничуть. Это не для меня.

Вот им я благодарен от всей души!

В 2003 году принят в Союз писателей России, в 2007-м — в Союз писателей Беларуси. Работал специальным корреспондентом газеты «Охотник и рыболов»: необходимо было для того, чтобы хоть что-то сделать полезное для моих коллег-охотников, права которых ущемляются повсеместно.

Однажды получил задание, написать о ветеране войны, «собачнике». Гончаки у него были лучшие в республике, они вообще были лучшие! В назначенное время я пришёл к ветерану, меня встретили приветливо, каждое моё желание тут же исполнялось.

— Николай Васильевич, — обратился я к виновнику события, — вы прожили большую и интересную жизнь, расскажите, пожалуйста, что лучше всего вам запомнилось, что вас поразило?

— Я родился в большой крестьянской семье, — глядя куда-то в угол потолка, заговорил, как по букварю, ветеран. — Отец мой батрачил на бессовестного кулака-мироеда, мать, забитая трудом крестьянка, несла тяжёлую ношу бесправия…

— Николай Васильевич, — перебил я бесконечный рассказ ветерана, — расскажите, когда и где родились, где учились и работали, а потом мы с вами перейдём к главному нашему вопросу, как вы увлеклись собаками, как вы их готовите к работе?

Ветеран, зло глянув на меня, не менее зло рявкнул:

— Не перебивай! У меня рассеянный склероз, я забуду, что хотел рассказать!

— Хорошо! Хорошо! — согласился тут же я.

— Я родился в большой крестьянской семье. Отец мой батрачил на бессовестного кулака-мироеда…