Над осевшими могилами

Не найдясь с ответом, Каролина дала отбой. Все развивалось слишком резво. Склонившись к Хлое, нарколог показывал ей листок, который достал из конверта.

– Что это? – спросила Каролина.

– Мы работаем по методу анонимных алкоголиков и наркоманов. – Нарколог выпрямился и забросил свесившиеся косички за спину. – Многие врачи сами в прошлом… Вы знакомы с системой двенадцати шагов?

– Немного.

Нарколог передал ей листок и конверт:

– Наиважнейший шаг – признать, что своей пагубной зависимостью мы раним окружающих. Вот этим мы и занимаемся. Наши пациентки пишут письма тем, кому причинили боль. Одни каются. Другие оправдываются. Третьи не готовы даже к этому, только требуют от родных денег и винят их в своих несчастьях. Я полагал, Шелли из числа последних, потому что она написала всего одно письмо. Я хотел отправить, но она умолила меня этого не делать – мол, не надо, чтобы этот человек узнал, где она. Я положил письмо в ее папку. В других обстоятельствах я бы никогда не нарушил врачебную тайну, но…

И лишь тогда Каролина посмотрела на письмо, начинавшееся: «Дорогой Ленин…»

43

Недатированное письмо из истории болезни Шелли Нордлинг, проходившей курс лечения в приюте «Солнечный денек»:

Дорогой Ленни,

ну вот, я опять в лечебнице. Надеюсь, ты хорошо встретил Рождество и тебе было не шибко одиноко. Сегодня мы пишем письма тем, кого мы подвели. Я вспомнила уйму людей, которых обворовала и обманула, кому не вернула долг и наделала кучу всяких гадостей.

Но только тебя я по-настоящему ПОДВЕЛА. По-моему, нельзя подвести того, кто от тебя ничего не ждет. Пожалуй, ты единственный, кто поверил, что я могу стать совсем другой.

Прости меня за дядю Алберта и все прочее. Уж не знаю, что тебе рассказали, но ты ведь понимаешь, какая я слабая и как боюсь одиночества. Я не оправдываюсь. Просто я такая.

Наверное, я могла бы притвориться, что сажа ас понимала, нем все закончится. Но мы с тобой взрослые люди, нечего валять дурака. Некогда уже.

Знаешь, в тот день, когда мы с ним уезжали, я чуть не пошла к тебе на свидание. Но я не смогла бы смотреть тебе в глаза. Еще в Калифорнии я втихаря торговала собой за наркотики. А уж здесь пошла вразнос. Пару месяцев назад я продала посуду твоего дяди, он меня накрыл, избил и выгнал. Хорошо, что сейчас ты меня не видишь.

Прости, что своей заначкой я тебя подставила. Я испугалась. Я так долго боялась, что уже и не помню, как это – не бояться.

В следующем месяце меня выпишут, и я хочу раздобыть денег и повидаться с тобой, хоть не имею на это никакого права. Мне еще надо кое за что расплатиться, но я предполагаю быть в Калифорнии, когда тебя выпустят. Я не жду, что ты захочешь разговаривать со мной, что все опять будет по-старому. Я ничего не жду, Ленни, я только знаю, что встреча наша будет тяжелой. Я даже ее боюсь.

Боюсь, что прочту в твоих глазах, как сильно я тебя подвела, и тогда мне придется снова ширнуться. Ты спросишь, что со мной было, и я должна буду тебе все рассказать. И ты поймешь, какая я слабая уродина. Я жалею, что не следила за собой.