Над осевшими могилами

А что в престижных районах? Взбираясь на Южный холм, Дюпри ехал по Алтамонту, где иной уровень жизнь был заметнее уровня подъема. Наверное, среди здешних белых воротничков водились преступники, но можно спорить на что угодно: сами они не ухаживают за розами – нанимают садовников. Как и те, на чьей совести лопнувшие банки. У них тоже работает прислуга. Дворовый труд – время раздумий и голоса подсознания, время, когда виновному от себя не скрыться.

Как все хорошие теории, теория Дюпри могла бы найти практическое применение, если б автору удалось доказать причинно-следственную связь между заросшей лужайкой и преступлением. И тогда наказанием наркоторговцам стала бы стрижка газонов, а тюрьмы превратились бы в фирмы по озеленению территорий.

На Южном Алтамонт-бульваре старые особняки окаймляли утес, смотревший на город. Диспетчер сообщила, что один наряд заканчивает с ДТП и вскоре прибудет в помощь. Дюпри припарковался и вылез из машины. Столетний трехэтажный особняк с белыми колоннами. Раза в четыре дороже дома, на который наскребли они с Дебби. Проехал пятнадцать кварталов – и оказался в другой вселенной.

На подъездной дорожке соседнего дома стояла пожилая женщина с садовыми ножницами в руках. Она показала на распахнутую парадную дверь особняка:

– Я заметила свет в доме, а потом увидела открытую дверь. Джон и Эдит на озере. Почему я и позвонила.

Дюпри посмотрел на ее ухоженные розовые кусты:

– Вы правильно сделали.

Конечно, следовало дождаться поддержки и лишь потом входить в дом, где предполагался взломщик. Но Дюпри знал, что внутри уже никого нет, и в последние дни службы не желал сомневаться в своем чутье. Он выключил рацию и, просунув голову в вестибюль, крикнул:

– Воры, вы там?

Никто не ответил, и Дюпри прошел к панели сигнализации. Разумеется, преступник обрезал провода и вынул аккумулятор из настенного монитора. В ванной он увидел окошко, через которое грабитель проник в дом. Работал профессионал.

От мысли, что еще водятся настоящие профессионалы, даже взгрустнулось. Казалось, всех их давно переловили и остались одни юнцы, которым не хватит мозгов и терпения вырасти в настоящего взломщика. Только и могут, что искать наркотики, тырить мотоциклы из гаражей и шарить по машинам. Но этот парень знал, что к чему, и Дюпри даже слегка пожалел о своем скором уходе.

Но ради чего оставаться? Ему сорок восемь. Двадцать лет выслуги и еще шесть сверху в виде добровольного наказания. Почти все ребята, с которыми он начинал, уже на пенсии или на инвалидности и теперь играют в гольф или служат охранниками. Некоторые пошли в частные детективы и нынче на побегушках у вшивых адвокатов, которых прежде терпеть не могли.

Дюпри рассчитывал, что отставка спасет его от старческого нытья – дескать, мир окончательно испаскудился. Он не хотел закончить никчемным брюзгливым пердуном. Он хорошо помнил, как когда-то ворчали старые копы: на кой черт зачитывать арестованному его права? кто удумал брать баб в патрульные? что за фигня – до приезда фотографа не трогать улики? Как ни странно, теперь он тоже не хотел меняться, не хотел признать, что Спайви владеет современными методами расследования. Но самое удивительное – как быстро подступила старость.

Однако сейчас от почерка старого доброго взломщика вновь заиграла кровь в жилах. Нет, мы еще пригодимся. Дюпри вспомнил прежних воров: тормознешь мужика, а у него в машине полный набор отмычек; такой едва выйдет из тюрьмы и единолично взвинтит статистику по кражам. О них сыщики говорили с долей уважения, как питчер об отменном хиттере. Было несколько семейств знаменитых воров – скажешь «Джиллик» или «Фалко», и всякий коп уважительно кивнет: как же, знаем.

Подсвечивая себе фонариком, Дюпри переходил из комнаты в комнату. Никаких следов первоклассного взломщика или хотя бы обкуренного юнца – ни выдвинутых ящиков, ни оборванных проводов. В дальней комнате со звукопоглощающей отделкой был устроен домашний кинотеатр. Вор не позарился на телевизор и стерео. И на видеомагнитофон. Странно. Дюпри поднялся на второй этаж и вошел в спальню. На комоде стояли фотографии величавой седовласой пары и ее трех взрослых детей, в лыжной экипировке позировавших на фоне какой-то горы.

Дюпри взял фотографию хозяев. Деньги. Если они есть, выглядишь пригожим и счастливым. Кто бы что ни говорил. В такие дома не бывает вызовов на изнасилование, убийство, растление малолетки. Деньги – корень зла? Я вас умоляю. Корень зла – метамфетамин. И бухло.

Рядом с фотографиями стояла незапертая шкатулка. Дюпри ее открыл – украшения не тронуты. Значит, не грабеж. Домушники первым делом берут драгоценности: легко унести и сбыть, трудно отследить. Соседка сказала, что хозяева на отдыхе. Как их зовут? Джон и… Забыл. Дюпри огляделся – нет ли чего-нибудь с именами хозяев? Ничего.

Внизу хлопнула дверь, потом донесся голос Тига:

– Сержант? Вы наверху?