Над пучиной

– Помилуйте!.. Я сейчасъ его устрою и… знаете что, княжна? Не пройдетесь-ли и вы въ залу?.. Чай несравненно лучше воды утоляютъ жажду. Я не буду тревожить здѣсь баронессы, а въ минуту буду къ вашимъ услугамъ.

И, схвативъ свой сакъ, Арданинъ прошелъ поспѣшно въ вагонъ съ другой его стороны и тотчасъ же вернулся.

Вѣра Аркадьевна не успѣла одуматься, не успѣла сообразить, откуда онъ знаетъ, что сестра ея баронесса и какъ странно приходилось ей изъ-за этого человѣка дѣлать вещи самыя неподходящія подъ рубрику, именуемыхъ въ каталогѣ ихъ общежитья, «приличными», какъ они уже сидѣли у стола и пили чай, дружески бесѣдуя.

Именно дружески. Она сама не понимала, какъ могло такъ статься, но она чувствовала себя, съ этимъ ей совершенно постороннимъ, вѣроятно совсѣмъ не ихъ общества, человѣкомъ, будто съ близкимъ ей, давнимъ другомъ.

Порою, правда, ею овладѣвала маленькая неловкость, но его утонченная вѣжливость и вмѣстѣ совершенная простота его обращенія, тотчасъ-же разсѣивала ея опасенія.

«Нѣтъ! Онъ положительно человѣкъ хорошо воспитанный!» – мелькала у нея, по временамъ, успокоительная мысль.

Ей ужасно хотѣлось спросить, откуда онъ узналъ, кто она такая. Но она все забывала: матерьялу для разговора было такъ много!..

Долго-ли прожилъ онъ на Среднемъ Фонтанѣ? Часто-ли видался съ хозяйкой пещеры? Что подѣлываетъ, здорова-ли она?.. А княжна, гдѣ побывала въ это время? Весело-ли провела время за границей?.. А сколько общихъ воспоминаній о грозѣ, о страшномъ переходѣ, о чудной той, майской ночи!.. О, Боже мой! И половины ихъ помянуть не успѣли, какъ раздался первый звонокъ.

– Не спѣшите, Вѣра Аркадьевна. Успѣемъ!..

– Нѣтъ, ужъ пора. Сестра можетъ проснуться и испугаться, что меня нѣтъ.

– А что, какъ теперь здоровье Лидіи Аркадьевны?.. А баронъ уже въ Ялтѣ или ждетъ васъ въ Одессѣ?.. Мнѣ бы надо съ нимъ повидаться…

На сей разъ такое глубокое изумленіе изобразилось на лицѣ ея, что онъ самъ сообразилъ въ чемъ дѣло.

– Вы удивляетесь, что я знаю всѣ эти обстоятельства – добродушно усмѣхнулся онъ. – Да вѣдь я сосѣдъ барона Александра Карловича, по имѣнью… Я даже крестный отецъ Аркаши, вашего меньшаго племянника.

– Какъ?!.

«Онъ?.. Юріардани… крестный отецъ Аркаши Крамфельда?!.»

Княжна онѣмѣла отъ изумленія.

– Но… вѣдь вы… они… Я никогда не слыхала вашей фамиліи…

Она подразумѣвала «отъ нихъ, отъ сестры»; но онъ не далъ ей договоригь и назвалъ себя:

– Арданинъ. Вы забыли?.. Я же назвалъ себя вамъ, въ тотъ памятный вечеръ, въ пещерѣ… Юрій Алексѣевичъ Арданинъ.

Она ни слова не отвѣчала, только горячій румянецъ разлился по ея лицу. Раздался второй звонокъ..

– Ну, теперь пойдемте, пора. Не странно-ли?

Вотъ опять я долженъ васъ усаживать въ вагонъ!

Онъ довелъ ее, помогъ взойти наступени и, пожавъ безсознательно протянутую ему руку, сказалъ:

– До свиданія, княжна. Я надѣюсь васъ встрѣтить въ Одессѣ.

И Арданинъ пошелъ было къ другому концу вагона, но вдругъ, словно что-то вспомнилъ и, тихо разсмѣявшись, прибавилъ:

– А вѣдь я вашъ должникъ, Вѣра Аркадьевна. Впрочемъ не вашъ, – а той m-Пе Звенигородовой, которая въ суматохѣ испуга обронила въ старушкиной пещерѣ десять рублей, носовой платокъ и книжечку слоновой кости, съ не принадлежавшими ей визитными карточками…

Онъ глядѣлъ въ ея снова зардѣвшееся лицо смѣющимися глазами.

– Неужели?.. А я думала, что раньше ее потеряла, гуляя. И такъ жалѣла!

– Въ самомъ дѣлѣ?.. Очень радъ, что могу ее вамъ вернуть въ цѣлости. Книжечку и платокъ. Деньги я, на свой страхъ, разрѣшилъ старухѣ взять себѣ…

– Боже мой! Да я для нея-же ихъ положила!

– Я такъ и думалъ. А платокъ и карточки княжны Вѣры Аркадьевны Ладомирской я осмѣлился сохранить у себя, съ тѣмъ, чтобы вернуть ихъ по принадлежности, еслибы привелъ Богъ встрѣтиться съ m-Пе Звенигородовой.

– Ахъ! Не называйте меня такъ, Бога ради!.. Да!.. Такъ вотъ откуда вы узнали мое имя!

– А вы удивлялись моему всезнайству?.. Онъ снова, смѣясь, пожалъ ей руку, спрыгнулъ со ступеньки и едва успѣлъ войти въ вагонъ, какъ поѣздъ двинулся.

Вѣра тоже вошла въ свое душное купе и сѣла противъ невозмутимо покоившейся сестры.

Улыбка, въ которой было недоумѣніе, но еше больше радости, не сходила съ ея оживленнаго лица и теперь она уже не замѣчала ни духоты, ни скуки этой второй ночи, проведенной безъ сна изъ-за второй же встрѣчи съ Арданинымъ.