Над пучиной

– Арданинъ ѣхалъ съ нами послѣднія станціи. Онъ, кажется, изъ деревни, – прибавила его жена.

– Ну да!.. Онъ долженъ мнѣ сообщить кое-что. Баронъ Крамфельдъ всталъ, направляясь къ гостямъ на встрѣчу, и всѣ перешли, вслѣдъ за нимъ, изъ столовой въ гостиную.

Замедлила одна Вѣра Аркадьевна…

– А!.. Юрій Алексѣичъ! Очень радъ!..

– Здравствуйте, Викторъ Наумовичъ! – тотчасъ же раздались восклицанія.

– Князь! Позвольте мнѣ вамъ представить моего добраго сосѣда… – заговорилъ было баронъ. Но его тотчасъ же прервалъ громкій голосъ, который заставилъ княжну, въ другой комнатѣ, съѣжиться, будто кто нибудь тронулъ ея болѣзненный нервъ.

– Да, да, да! Юшу Арданина, князь!.. Позвольте отрекомендовать вамъ моего пріятеля!.. Какъ же! Славный малый!.. Мы съ нимъ подружились за границей. Смотрю, сегодня, вваливается съ багажемъ въ Сѣверную… Я его сейчасъ: цапъ-царапъ!.. Откуда, говорю, куда?.. Никакихъ! Со мной сегодня пообѣдаешь и баста!.. Барона, говоритъ, нужно, повидать…

Ну, вотъ и распрекрасно! Захватилъ его – и предоставилъ!

– Очень радъ! – произнесъ князь Ладомирскій, пожимая руку новому знакомцу; но Вѣра не слыхала отцовскаго голоса за постороннимъ громкимъ смѣхомъ, который возбуждалъ въ ней желаніе уйти и запереться въ своей комнатѣ.

Она, однако, превозмогла себя и вышла въ гостиную. Она даже – о, плоды воспитанія миссъ Джервисъ! – она заставила себя одинаково спокойно и любезно поклониться обоимъ гостямъ, и надо было быть очень тонкимъ наблюдателемъ, чтобы замѣтить разницу во взглядѣ ея и поклонѣ.

Замѣталъ-ли Арданинъ?.. Очень вѣроятно. Онъ вообще былъ наблюдателенъ и вещи понималъ тонко… Этимъ объясняется разсѣянное, почти печальное расположеніе духа, въ которое онъ впалъ въ этотъ самый день, къ вечеру, послѣ обѣда, въ саду Сѣверной гостиницы. Обѣдъ, за которомъ, по выраженію Звенигородова, «только развѣ птичьяго молока не было», сошелъ благополучно.

Улучивъ минутку, когда княжна вышла изъ-подъ навѣса подышать чистымъ воздухомъ въ цвѣтникѣ, оставивъ всѣхъ своихъ еще за ликерами, кофе и сигарами, въ застольной бесѣдѣ съ радушнымъ хозяиномъ, Юрій Алексѣичъ подошелъ къ ней и тихо сказалъ:

– Я принесъ ваши вещи… Прикажете передать княжнѣ Ладомирской карточки, потерянныя Звенигородовой?

Она вздрогнула, какъ отъ холода.

– Какая вамъ охота? – печально отвѣтила она. Я вѣдь просила васъ простить мою глупую ложь и забыть ее!

– Ложь? – повторилъ онъ, не совсѣмъ весело улыбаясь. Ложь-ли?.. Быть можетъ…

– Что?

– Не знаю… смѣю-ли я?

– Ахъ, смѣйте! Мнѣ все равно – раздражительно засмѣялась она. Что же, быть можетъ, по-вашему?..

– Не по-моему, княжна, а по-вашему…

– Что-жь наконецъ такое?

– Быть можетъ вы тогда, принявъ эту фамилію, не солгали, а только предупредили неизбѣжное событіе?..

Она нервно разсмѣялесь и сказала:

– Дайте мои карточки!

Арданинъ передалъ ей платокъ и книжечку. Вѣра открыла ее, взяла одну изъ своихъ карточекъ и при свѣтѣ мѣсяца и газовыхъ рожковъ сдѣлала видъ, что читаетъ свое имя.

– Вы ничего не отвѣчаете, княжна?

– Что-жь отвѣчать мнѣ?.. – еще раздражительнѣе засмѣялась она. Развѣ пропѣть вамъ арію князя Наташѣ въ оперѣ «Русалка»?.. Замѣнивъ два слова… «Вотъ видишь-ли, княжны, не вольны мужей себѣ по сердцу брать»… Ахъ! Боже мой! Что это?.. И я стала забывать приличія?.. – прервала она, грустно разсмѣявшись на свой чуть слышный напѣвъ. Видите, Юрій Алексѣичъ, какъ заразительно дурное общество!.. Тамъ господинъ Звенигородовъ чуть не поетъ круговыхъ пѣсенъ за чашей зелена-вина; а тутъ я начала ему вторить… раньше времени!

Въ голосъ ея слышалось раздраженіе, чуть не слезы.

Арданинъ посмотрѣлъ на нее внимательнѣе и всѣ шутливыя рѣчи, и даже всѣ эгоистическіе помыслы его разлетѣлись. Онъ самъ не опомнился, какъ у него сорвалось съ языка:

– Успокойтесь, Господь съ вами!.. Какая вамъ крайность?..

– Какая?! – громче чѣмъ она хотѣла, вырвалось и у нея слово прямо изъ наболѣвшаго сердца. – Бываетъ!.. Не все по цвѣтамъ да муравѣ гулять…

Приходится и по терніямъ!.. Впрочемъ, что это я, въ самомъ дѣлѣ?.. Извините, пожалуйста!.. На меня напала сентиментальность… Сентиментальность или сумасшествіе? Сама не знаю!.. Блажь какая-то…

Она шла быстрыми шагами вдоль дорожки и онъ за ней машинально слѣдовалъ.

Чувство искренняго горя защемило ему сердце и мысли вихремъ чередовались въ головѣ. Вдругъ она остановилась и, поднявъ на него свои глубокіе, темные глаза, тихо сказала, прерывая безпрестанно свою нерѣшительную рѣчь:

– Вотъ, только одно. Мнѣ все равно, что подумаютъ другіе… Но вы, Юрій Алексѣичъ… съ вами мы какъ-то и сошлись иначе и… вы не такой, какъ всѣ… какъ большинство. Словомъ, я бы хотѣла, чтобы вы знали, если… если быть тому, – что, въ тотъ день, когда это имя станетъ моимъ, мнѣ легче было-бы, еслибъ меня самое… еслибъ со мною – вотъ что сдѣлали!

И она порвала на мелкіе куски свою визитную карточку, бросила клочки себѣ подъ ноги и, растоптавъ ихъ въ пескѣ, прибавила:

– Въ этотъ день, если онъ когда нибудь настанетъ, – вотъ что случится съ княжной Вѣрой Ладомирской!

И засмѣявшись, она пошла не оглядываясь къ столу.