Над Самарой звонят колокола

– Вот-вот, именно так – ради пущей своей лихости! – подхватил Иван Кондратьевич. – Наше горе ему в немалую выгоду обернется.

Стояли, с трудом за густеющей пеленой снега различая темно-серую ленту растянувшейся по льду пехоты, ждали…

Ждали первых отзвуков сражения, которое с минуты на минуту должно разыграться под самарским берегом, если, конечно, узнав о подходе войск, мятежники не кинули города в поспешном бегстве…

4

Набат, казалось, сотрясал воздух вместе со снегом, которым щедро сыпала внезапно навалившаяся со стороны Жигулей туча.

– Иду-ут! Солдаты иду-ут! – вперемешку с набатом неслись по самарским улицам взволнованные крики, одних выгоняя из домов с возможным к сражению оружием, других загоняя в сырые промерзшие погреба хорониться от греха подальше…

Регулярная команда шла от рождественского берега санным трактом: впереди конные, за ними пешая колонна. Илья Арапов пригляделся к вражьей силе, громко передал стоящим ниже батарейного редута новонабранным казакам:

– Налегке идут государевы супротивники! Без пушек! А наши-то изготовлены!

Правее редута, вдоль улицы, стояла атаманова конница – не менее трехсот всадников. У Большого питейного дома многосотенной толпой волновались пешие казаки – мужики из соседних деревень, самарские цеховые, простолюдины, имеющие прожиток от случайного приработка на соляных складах и у богатых самарцев, отставные солдаты и казаки. А здесь, за пушечным редутом, изготовились к сражению остатки второй роты Ставропольского батальона во главе с Андреем Мукиным, с ними же и пахотные солдаты, все с ружьями. Они имели повеление атамана прикрывать батарею, если враг ворвется в город.

Команда майора Муфеля версты две шла колонной, потом развернулась в боевой порядок – на левом фланге казаки, на правом солдатские колонны полуротами. За ними, в резерве, шли конные драгуны.

Илья Арапов с беспокойством поглядывал на небо – снег валил все гуще и щедрее, временами неприятель и вовсе пропадал из виду, так что когда снег малость утихал, Муфель с командой успевал приблизиться саженей на пятьдесят, а то и ближе…

– Есаул Пустоханов! Семен Володимирцев! Валитесь на левый фланг Муфеля! Секите казаков, чтобы сбить их за спину солдатам! А там, даст бог, и калмыки атамана Дербетева подоспеют! С богом, детушки! – стараясь, чтобы за набатом его услышали казаки, громко прокричал Арапов. – Во славу государя Петра Федоровича! Во славу воли, дарованной нам на вечные времена.

Есаул Гаврила Пустоханов, хорунжий Исаак Волоткин, Семен Володимирцев с длинной оглоблей вместо привычного казаку копья первыми погнали коней на волжский лед.

– Пошли! Пошли!

– Круши супостатов! Бей изменщиков государю!

– Не робейте, казаки! И мы следом за вами! Искровяним морды сучьим детям!

– Под лед треклятого немца Муфеля! Под лед пса иноземного! – Пешие казаки провожали конных и сами рвались следом, чтобы всем скопом ударить на стройные солдатские шеренги. Но Иван Жилкин, поручик Счепачев, Петр Хопренин сдерживали свое пешее воинство, зная, что если конные не сомнут солдатские шеренги, кидаться на них открытой грудью да по открытому месту весьма опасно – полягут мужики от прицельного залпового огня, а уцелевшие дрогнут и побегут назад. Вот если Пустоханову удастся смять пехоту, тогда…

Илья Арапов, не переставая с волнением следить за уходящей от берега своей конницей, неожиданно сказал Кузьме Аксаку:

– А помнишь, Кузьма Петрович, как под Ромодановым Иван Чуприн кричал драгунскому офицеру: «Вот когда побьете нас всех, тогда лишь умолкнет набат над нашими Головами!» Двадцать лет с одним годом минуло, и над нами с тобой, теперь в Самаре, вновь набат…

– Не только над нами, атаман! – горячо отозвался Кузьма Аксак, привстав в седле, чтобы лучше видеть уходящую конницу Пустоханова. – Ныне по всей Руси набатный гул стоит! То счастье, что и на нашу долю выпало драться под набатом за мужицкую волю!

Не сговариваясь, оба троекратно перекрестились – на льду началось сражение!

Менее чем в версте от самарского берега атаманова конница, встреченная пистолетными и ружейными выстрелами, сама осыпав казаков Муфеля не менее сильным пистолетным и ружейным огнем, дружно ударила в копья и после короткой сабельной рубки заметно потеснила вражескую конницу. За снежной завесой трудно было разглядеть все подробности, да и непонятен со стороны конный бой – крики, редкие теперь выстрелы заглушались несмолкаемым набатом: казалось, встревоженная за свою участь Самара звала к себе на помощь сильное государево войско из-под далекого Оренбурга. Но даже гарнизону в пригороде Алексеевске не велено было срываться с места на зов самарского набата.

Звонили для собственного воодушевления да еще для спешивших к городу союзных калмыков.

– Господи, да что за напасть на нас с неба! – Илья Арапов ладонью смахнул холодные снежинки, которые слепили глаза. – За таким снегом и не увидишь, как калмыки сикурсовать нам будут!

Старый Жилкин, весь осыпанный снегом, не оборачиваясь к атаману, который стоял на бревенчатом срубе редута, громко ответил: