Над словами

– Жарко, – просто ответил Воло, и всё нутро Аяны скрутило тошнотной судорогой, потому что она поняла, поняла, но не хотела понимать.

В животе было пусто, и она метнулась к двери и скрючилась над тазом, с красными глазами, хватаясь за живот, не в силах терпеть судорожные позывы.

– Он сказал, что не покинет меня, пока нужен мне, – прохрипела она. – Он жив. Я буду верить в это.

– Он кричал, когда его притащили в дом. Он кричал – ласу ми ири.

– Отпусти меня, – прошептала Аяна. – Уходи. Уходи, Воло. Я не хочу видеть никого. Я хочу, чтобы он вошёл сейчас и обнял меня.

Воло отвёл глаза и вышел из комнаты, и Верделл вышел за ним. Лойка села в угол, на кресло, и подтянула ноги к себе.

62. Пустая спальня

Аяна лежала, глядя в стену, потом встала и вынула из шкафчика портрет Конды, а из ящика комода – его рубашку.

Запах дымной сладковатой стружки, перца, трав, смолы... Его запах. Он улыбался на портрете, и невозможно было отвести глаза от этой улыбки. Ансе рисовал его в зимней спальне, и нарисует ещё раз, когда они вернутся в долину с Лойкой, потому что портрет истрепался. Конда сядет на крыльцо, и Ансе, прищуриваясь, будет намечать линии грифелем, а потом откажется показывать рисунок, отговариваясь тем, что якобы он не готов.

Верделл вошёл с кожаными мешками и открыл комод и шкафчик. Аяна безучастно следила, как он складывает её вещи в мешки. Платья, рубашки, вышивки, керио, документы...

– Я сложу остальное. – Она встала и отстранила его рукой. – Ты забыл его рубашки. Клади все. Он часто переодевается. Любит свежие рубашки. Надо сложить аккуратно, чтобы не мялись.

Верделл всхлипнул, отворачиваясь, и Лойка в углу закрыла лицо ладонями.

– Я пойду собираться, – сказала она сдавленно. – Верделл, помоги.

Аяна осталась одна. Снизу раздавался тревожный голос Вараделты, которая спрашивала про Кимата, и невнятные из-за расстояния ответы Воло. Она склонилась над тазиком. Как она скажет сыну... Он не запомнил... Он не вспомнит. Нет! О чём она думает! Нельзя!

Она лупила себя по щекам, крича от боли и гнева. Лойка метнулась в комнату, хватая её за запястья, и это прикосновение заставило её снова согнуться над тазом.

Пустая спальня дома, что он ей подарил. Пустая, и теперь она останется пустой и безжизненной. Они наполняли этот дом своей любовью, голосами и теплом тел, но теперь этот дом умер наполовину, как наполовину умерло всё внутри неё.

Она метнулась вниз по лестнице. Перед глазами заплясало багровое пламя. Крик летел в безучастное, вечное, синеющее небо над садом, и рвал душу, а за рощей олли завыла собака.

Потолок светлел. Лойка и Верделл сидели рядом с ней на кровати.

– Я пролистал документы, – сказал Воло из угла, шурша бумагами в синей кожаной папке. – Он поразительно дотошно оформил всё. Каждый участник этого его общества получает выплаты от Анвера, и всё оформлено на разных людей. Скалеме отвечает за приют, поверенный Харвилл – за печать книг и новостей, Шако – его доверенное лицо... Всё очень продуманно и выверено. Не ожидал от него такой тщательности и въедливости.

– Он загнал себя в угол этими клятвами, – злобно бросил Верделл. – На что он надеялся? Зачем он пытался сбежать? Он же клялся, что не сбежит?

– Он был сам не свой, – сказал Воло, мрачнея. – Посмотри на Аяну. Зачем она прискакала к воротам? Надо было выждать, пока всё успокоится. Он будто снова обезумел. Безрассудство повлекло за собой эту гибель.

Он опустил глаза, сжимая челюсти так, что зубы скрипнули.

– Я пойду оплакивать его, – сказал он, вставая. – Соберитесь. Я вернусь к девяти.

Аяна злобно смотрела в его спину. Он убил её Ташту. Предатель.

– Кира, ты можешь поехать... Посмотреть от бухты, из-за деревьев. – Голос Верделла был глухим. - Проводить.

Аяна покачала головой. Она подошла к окну и смотрела на залив, на маяк вдалеке, на Ордалл, на весь этот пустой, безнадёжный мир. Она будет верить. Она будет верить, что он войдёт и окликнет её. Ради Кимата.

Она развернулась к двери, но там было пусто. Чёрная процессия возникла перед глазами, и Аяна метнулась к тазу. Это невозможно. Он не мог... Не мог. Это правило игры. Ты не можешь делать самоубийственный ход. Это правило дэйрто.

Но Воло одет в чёрное.

– Куда вы собираетесь ехать? – спросила Аяна у Лойки, когда она несла мешки вниз.

– Не "вы", а "мы", – отрезала та. – Воло сказал, он поможет нам выбраться.

– Я не еду.

– Как хочешь. Кимата мы увозим. Сама знаешь, почему.

Голос Лойки был звонким, очень звонким, а крик Аяны был хриплым и надрывным. Он распарывал небо над садом пополам, и оттуда, с синего ночного плаща, сыпались звёзды, спрятанные на день за голубой блестящей седой её халата. Собака завыла снова.

Воло вернулся чуть раньше. Аяна сидела на лестнице, глядя на свою сумку и мешки.

– Ирселе привезёт экипаж.

– Что мы будем делать? – Она подняла глаза на него, бледного, высокого, затянутого в чёрное.