Над словами

Пещера тянулась под небольшим уклоном вглубь склона, узкая и длинная, как глотка дракона из книги в их учебном дворе. Слева и справа из темноты факел выхватывал ниши в стенах, по три, друг над другом, и каменные гробы, покрытые пылью, будто причудливые серые буханки хлеба, заросшие плесенью. Шаг, шаг, ещё. Иррео, потревоженные светом факела, всё реже слетали со стен и из-за гробов, пугая её внезапно огромными тенями своих небольших тел, зато на полу всё чаще попадались пятна жидкого помёта летучих мышей.

Тьма, ощутимая, дрожащая вокруг факела, будто готовилась сомкнуться и поглотить её. Аяна обернулась. Там, сзади, брезжил дневной свет, и его пятнышко всё удалялось.

Затхлость, пыль, помёт... Здесь пахло древностью, той, которую нельзя тревожить, не ожидая проклятия или возмездия, и каменные резные гробы стояли, укоряя её молчаливой холодной недвижностью за беспричинное нарушение их покоя.

Коридор всё не кончался, изгибаясь немного то влево, то вправо, и наконец точка света позади исчезла. В нишах стали попадаться гробы меньше размером, с одной и с другой стороны, и у Аяны в груди возник комок сухой пыли, слепленный с паутиной. Дети рода Пай, в основном, мальчики... На женской стороне таких было меньше.

Дальше ниши были пустыми. Она остановилась.

Он тут. Каменный гроб стоял перед ней на уровне живота, и углубления над ним и под ним были свободны.

Ноги сами сделали шаг вперёд, потом назад. Если она откроет крышку, а он там, и...

Она согнулась, хватаясь за край резной крышки, будто её ударили в живот, и тут же отдёрнула руку, чуть не упав. Сердце билось в горле, внутри огромная ледяная глыба глухо ворочалась, обжигая невыносимым холодом. Конда стоял перед её глазами, в зелёной куртке, что она шила ему, улыбался, сверкая зубами, и не было сил отвести взгляд от этой улыбки.

Аяна заплакала, сползая на холодный каменный пол. "Там только ткани" – сказал он, весело глядя на Тамира и Арета. – "Могу показать".

Движение двух гибких красивых рук, длинных смуглых пальцев. И движение двух рук, большой, смуглой, и ещё одной, совсем маленькой, чуть светлее.

Он сказал – простись со мной. Воло верить нельзя. Воло делает и говорит то, что сам считает правильным.

Копыта Ташты задёргались в воздухе, и Аяна закричала, хрипло, надсадно, сжимая кулаки.

– Конда!

Резная крышка была очень, очень твёрдой. Удар отозвался в руках до плеч, и ладони, расцарапанные и разбитые о камни и почву рощи, заболели люто и яростно. Аяна зажмурилась, хватаясь за угол крышки. Та не подалась. Воло помогал... Как она откроет? Осквернение останков... А вдруг он всё-таки там?! Но Воло нельзя верить...

– Ар-р-р-р!

Пальцы в щель... Нечеловеческое усилие... ещё рывок. Ещё. Душераздирающий звук камня по камню. Аяна зажмурилась. Звук словно вытягивал из неё жилы, до предела напряжённые в этом усилии, и обжигал уши.

Крышка сдвинулась. Аяна надавила на неё, роняя, отскочила, и та упала, так, что пол содрогнулся.

Конда.

Он лежал, завёрнутый в белое покрывало, будто спелёнатый младенец в колыбели, и его лицо было таким же безмятежным, какое бывает у спящих детей.

Аяна отвернулась. Неподвижный, серый даже в свете факела, её Конда, красивый, любимый... Нет. Этого не может быть. Она осквернила...

64. Его жертва

Она отдышалась и разогнулась, поборов тошноту, и сделала шаг к выходу, протягивая руку за факелом, который сунула в держатель. Слёзы мешали видеть, и пламя факела расплывалось. Он сказал – простись, как если бы я ушёл у тебя на руках... Как?! Как отпустить?!

– Я не отпускаю тебя! – крикнула она яростно, так, что эхо, многократно возвращённое узким коридором, оглушило и напугало её. – Ты нужен мне! Я не отпускаю!

В ярости она бросилась к нему и дёрнула покрывало.

– Как ты мог оставить меня? – крикнула она, вцепляясь в его плечи. – У тебя остался сын! Ты поклялся, что не оставишь меня! – Она тряхнула его ещё раз. – Как ты мог!

Факел шипел в тишине. Что она творит?! Аяна вцепилась в виски, но отдёрнула руки и с ужасом взглянула на них. Он... Почему его тело... мягкое? Он же порезал себя накануне... Он не мог... Он должен уже... Так не бывает!

Сердце прыгнуло несколько раз, сбиваясь с ритма. Она шагнула и ледяными, неверными пальцами откинула покрывало. Руки сложены на груди, длинные красивые пальцы холодны, как...

Она нечеловеческим усилием воли вновь протянула руку и положила ладонь на его грудь, боясь поверить, затаив дыхание. Обнажённое тело было сероватым, но мягким. Она сунула вторую руку к жилке на шее и застыла. Ей кажется, или...

Его грудь еле ощутимо вздымалась. Ей не кажется.

"Ты говоришь, что Вараделта должна была проспать полчаса, а спала три. Сколько ты ей дала?"...

Аяна схватила факел, и бросилась к выходу, оглядываясь и спотыкаясь, потом судорожно остановилась и бросилась обратно.

– Я оставляю тебе свет! – крикнула она, засовывая факел обратно в держатель. – Дождись меня! Никуда не уходи! Лежи тут!