Над снегами

Мы, так же как и весь экипаж, знаем, что наш полет на тяжелом юнкерсе будет чрезвычайно рискованным. В такой полет можно брать только выразивших желание «охотников». На одном из последних собраний Слепнев в кратких словах описал место посадки и подтвердил большой риск для машины и людей.

Он сказал:

— Возможно, что санная партия найдет наш самолет разбитым, но есть шансы, что сядем благополучно. Кто хочет, идти с нами на машине?

Из присутствующих вызвалось двое: кочегар «Ставрополя» Костенко и студент Дубравин.

МЕСТО АВАРИИ

В тот день, когда мы поднялись с аэродрома и пошлы к месту аварии, погода была на редкость морозной. В полуоткрытой пилотской кабине, которая защищена от ураганного ветра только небольшим козырьком, мы чувствовали себя далеко не как дома. Почти ежеминутно мы терли рукавицами свои носы и щеки, которые, несмотря на наши манипуляции, все же теряли чувствительность и белели. Оглядываясь назад, в пассажирскую кабину, я видел, что и нашим «охотникам» было не сладко. Они сидели, туго пристегнутые к своим сиденьям, окруженные инструментами, запасными частями, двухнедельным запасом продовольствия, и, так же как и мы, усиленно растирали свои носы.

Мы шли на высоте 800 — 1 000 метров. День был ясный и видимость приличная. За нами уж далеко остался и «Ставрополь» «Нанук», и под нашим крылом расстилалась безлюдная снежная пустыня.

Через сорок минут полета мы подошли к месту аварии.

Что можно сказать об этом безрадостном клочке снежной пустыни, на котором в это время было сосредоточено внимание почти всего мира? Это место было такое же, как и тысячи других, над которыми проходил наш самолет. Везде был снег, снег и снег… По всему полю, как застывшие волны, замерли снежные надувы и заструги… То тут, то там котловины и дюны…

Мы сразу увидели разбитую машину. Совершенно целое крыло, торчащее из-под снега, производило впечатление руки утопающего. Темная тень длинной полосой падала от него на землю. Недалеко от крыла, на снегу, темнел еще какой-то предмет. По описанию Слепнева это был оторванный мотор…

С воздуха было трудно разобрать что-либо подробней. Мы сделали один круг, потом другой… Приближался момент посадки…

Рев мотора сразу оборвался. Слепнев, снижаясь, пошел в лагуне Амгуэмы. Здесь он развернулся и пошел обратно уже на посадку… Земля все ближе… Большие снежные надувы скользят мимо нас и справа и слева…. Пренебрегая направлением ветра, мы следим только за тем, чтобы сесть вдоль застругов… В голове вихрем проносятся мысли. Это по слова, произнесенные в уме, а целые фразы, которые мгновенно встают перед глазами: «Сейчас земля… Сейчас лыжи коснутся заструга… Будет ли «капот» или только снесет шасси?.. Крепок ли ремень?.. В случае чего надо сейчас же закрыть контакт, чтобы не вспыхнул мотор… Вот и земля… Сейчас… Сейчас…»

Сильный толчок. Самолет бросает из стороны в сторону. Концы крыльев взлетают то вверх, то вниз. Того и гляди, они зацепят за заструг. Наш самолет, как раненая птица, беспомощно прыгает по неровностям покрова, но пробег все тише и тише… Последний раз наклонив левое крыло почти к самой, земле, самолет встал… Неужели благополучно?

Мы вылезли из кабины, невольно ощупывая свое тело. Да, это так, мы целы и невредимы, машина также в полном порядке. Как иногда приятно чувствовать под ногами землю!

Кругом, словно море или снежная Сахара, раскинулась безжизненная равнина. Было пустынно и тихо. В ушах еще стоял гул мотора, еще более подчеркивая великое безмолвие пустыни. Словно боясь нарушить тишину, мы не произнеся ни слова, молча побрели к разбитому самолету. Вот и его останки. Это то, что когда-то было «Гамильтон 10002». Вот его сплющенная пассажирская кабина… Здесь должны были помещаться пилотские кресла, но их нет… Все место, где они должны быть, искорежено и сплющено… Хвост с полным оперением лежит оторванный впереди самолета… А вон и мотор, его выкинуло метров за тридцать от машины… Он исковеркан и разбит, словно вышел из-под гигантской наковальни… Я подошел к нему, потрогал руками… Да, это, видно, был удар! В нем нет ни одной целой части…

Метрах в полуторастах к востоку мы набрели на оторванное колесо…

Очевидно попавший в пургу самолет шел очень низко над землей и с полно работающим мотором воткнулся в заструг. Сначала оторвало колесо… Потом удар в землю…

Мы некоторое время молча бродили вокруг места аварии. Наши глаза невольно останавливались то на том, то на этом, стараясь возможно правдоподобнее нарисовать картину катастрофы. Ведь теперь никто и никогда не сможет рассказать самого последнего момента гибели «Гамильтона». А те, кто был на самолете до последнего мгновенья, лежат где-то близко от нас, может быть, здесь, рядом…

Грустные, в подавленном настроении вернулись мы в своему самолету.