Над студёной водой

Некстати всплыло в памяти, что где-то здесь, в Мезени, обитает и Неля вместе со своим мужем Стасом, которого Димка ненавидел всем сердцем – с тех самых пор, как Ася едва не свела счёты с жизнью из-за этого ничтожества. Господи, да что же это за рок такой над ним тяготеет – почему он должен вечно переживать из-за Асиных мужиков, бывших, мнимых и настоящих?!

Внезапно загрохотал отодвигаемый внутри засов, и дверь детского дома приоткрылась. Из образовавшейся щели на Димку настороженно смотрели чьи-то глаза.

– Эй, парень, – с подозрением произнёс голос, принадлежавший, судя по всему, старой женщине. – Ты чего тут шастаешь? Чего вынюхиваешь-высматриваешь?

Димка остановился.

– Извините. Я не вынюхиваю. Вообще-то, я к вам приехал. Ну, то есть – не прямо к вам, а в детский дом. Мне с директором переговорить надо и мальчика одного повидать…

– Директор только в восемь часов утра будет, – хмуро отозвалась старуха. – А мальчики все спят давно. И девочки тоже.

– А вы кто? – зачем-то спросил Димка.

– Нянечка. Дежурство ночное у меня сегодня. Хотела было прилечь, да тут ты свалился, чертяка – ходишь вокруг да около, одно беспокойство от тебя, у меня теперь и сна ни в одном глазу. Кто таков, чего надо – кто ж тебя разберёт. Да ещё и ночью!

– Простите, – снова повинился Димка. – Я не хотел вас пугать. Я сейчас пойду… в какое-нибудь другое место. А утром вернусь.

– «В какое-нибудь другое место»… – передразнила старуха – похоже, она была крайне ворчливой и склочной особой. – Неча добрых людей пугать. Первый раз в Мезени, небось?

– Первый, – признался Димка.

– Откуда такой заполошный будешь?

– Из Москвы.

Несколько секунд старуха молчала. Димка решил, что она ждёт, когда он, наконец, удалится от детдома подальше, и торопливо попрощался:

– Ладно, я пошёл. Спокойной вам ночи.

– Документ есть у тебя? – спросила вдруг старуха строго.

– Какой документ? – растерялся Димка. – Паспорт, что ли?

– Ну уж не пенсионное удостоверение, – съязвила она. – А ну покажи.

Чертыхаясь про себя, Димка поднялся на крыльцо и сунул поближе к приоткрытой двери свой развёрнутый паспорт. Нянечка долго и внимательно изучала его, будто старалась запомнить все данные. Затем откинула какой-то маленький крючок, и дверь распахнулась на всю ширину.

– Заходи, – пригласила она его без лишних церемоний.

Всю ночь они просидели в тесной, но уютной каморке, согревая руки о стаканы с горячим чаем, угощаясь вареньем из лесных ягод и неспешно разговаривая. Нянечка не расставалась с вязанием – спицы так и мелькали в её проворных, как у молодки, ловких пальцах.

– Нужно довязать шапочку и шарфик для внучка, – пояснила она, – а то скоро сиверко[18] подует, холода придут.

Димке дико было слышать в разгар июня о грядущем похолодании. Впрочем, после того, как, трясясь в автобусе по дороге из Архангельска, он увидел лежащий повсюду снег, хоть и подтаявший местами, впору было не удивляться уже ничему.

При ближайшем знакомстве нянечка оказалась никакой не мегерой и вовсе не сварливой старухой. Совершенно нормальная, классическая добрая бабушка, устроившаяся на пенсии в детский дом, чтобы немного подработать.

– Вы, если устали, ложитесь и поспите, – предложил он. – Я тут сам тихонько посижу.

– Ещё чего! – добродушно возмутилась та. – Доверю я детский дом чужому человеку. Может, только я в сон – а ты меня тут же и прирежешь, – и сама громко засмеялась, давая понять, что шутит. – А ты, если хочешь, и правда отдохни, сынок. Приляг вон на мою кушетку…

– Спасибо, что-то не спится, – отказался Димка.

– Так чего тебя сюда занесло-то? – вспомнила она. – Про какого мальчика ты речь вёл?

– Вот, – он достал бумажку и прочитал вслух:

– Никита Иволгин, две тысячи восьмого года рождения.

– Так ты… хахаль той, беленькой, столичной крали? – покосилась на него нянечка, как ему показалось – недобро.

– Если вы про Асю… – пробормотал он.

– Асю, во, точно! Ну надо же, – всплеснула руками она. – Сначала взбаламутят ребёнка, наобещают ему подарков и райскую жизнь в Москве, а потом пропадают с концами… Мальчонка вон страдает, ждёт, плачет, а Ася твоя поманила да и пропала. Уже четыре дня от неё ни слуху, ни духу – поминай, как звали!

– Она заболела, – Димка почему-то разобиделся за Асю. – Она никого не обманывала и от решения своего не отступала. Я, собственно, потому и приехал, она меня специально вызвала.

– Так, значит, она тебя вместо себя прислала?

– Можно сказать и так. Должен же я с ним познакомиться, – пожал плечами Димка. – Посмотреть на него, поговорить.

– Поговорить, посмотреть… – передразнила старуха. – Как будто товар себе на рынке выбираете, а не живого человека.

– Да именно поэтому нам и нужно встретиться! – вспыхнул Димка. – Ну нельзя же вот так, живого ребёнка – и без оглядки в чужую семью запихнуть!

– А ты тут мне голос не повышай, тем более на пожилого человека, – миролюбиво посоветовала старуха. – Ишь, вспыхнул, как порох – пых! пых! Всё я понимаю. Сама двух деток усыновила.

– Ну да? – сразу остывая, поинтересовался он. – Когда это?