Над Волгой

— Как не было?! — испугался Володя. Неужели Ольга еще и отпираться умеет? — Ты смеялась. Я был за шиповником в это время и подслушивал, — угрюмо сказал он, глядя в стеклянную дверь, за которой, стоял черный сад с облетевшими листьями.

— Наверное, ты не все подслушал, что было, — возразила она.

— Я ушел, когда ты засмеялась.

— Наверное, ты не разобрался, в чем дело. Когда подслушиваешь, можно напутать.

Володя не обратил внимания на иронию. Не до иронии было ему. Он посмотрел наконец прямо на Ольгу и увидел знакомую правую бровь, изогнутую в веселом изумлении. Да, он, должно быть, напутал.

— Ольга, ты даешь честное слово?

— Даю честное слово. Я не смеялась над тобой.

— Тогда…

Володя не знал, что сказать. Все-таки он отвык за это время от Ольги. Он чувствовал себя неуклюжим и связанным, как в тот вечер, когда впервые увидел эту крохотную комнатку, черный рояль и зарю за стеклянной дверью.

— Сыграй что-нибудь, — нерешительно попросил он. — Пожалуйста…

Ольга помедлила и села за рояль.

«Что она сыграет? — думал Володя, весь уже охваченный чудесным холодком нетерпения. — Если она сыграет „Лунную сонату“, которую готовила летом для концерта, значит… Что значит? Все равно. Если она сыграет „Лунную сонату“… Ну, поскорее бы!»

— А ты забыл?.. — сказала Ольга, внимательно разглядывая крышку рояля. — Ты меня тоже обидел. Что ты велел Шурику мне передать?

— Что я велел? — ужаснулся Володя. Об этом он действительно позабыл. — Ольга, я был дураком.

Ольга открыла крышку рояля.

«Лунная соната», — не улыбнувшись, сказала она.

ДРУЗЬЯ СОБИРАЮТСЯ ВМЕСТЕ

Снег выпал ночью и валил сырыми, тяжелыми хлопьями, пока не укрыл все крыши, улицы, Волгу. Проснувшись в воскресенье, Васюта увидел в комнате тот белый особенный свет, который бывает только от первого снега.

Весна начинается медленно, и осень незаметно подкрадывается, а зима приходит внезапно. Васюта поглядел в окно и не узнал Волгу — белое поле лежит за окном.

— Здравствуй, зимушка-зима! — сказал Васюта.

Матери дома не было. Васюта прибрал кровать, вытащил из печки горшочек с манной кашей, затянутой коричневой пенкой, съел половину горшочка и собрался к Шурику Марфину.

В черных липах набережной сидели вороны. Васюта прицелился и кинул палку. Вороны разом снялись и темной тучей полетели через Волгу. На скамьях, как перинки, лежали пушистые сугробики снега. Васюта смахивал по дороге рукавом то один, то другой сугробик. Эх, и любит он полазить по снегу! С шубейкой ничего не сделается, чище только станет. Но у Васюты на валенке дыра. Один почти целый, на другом половины подошвы нет. Васюта напихал в валенок тряпок, но тряпки лезут наружу. Не ходьба, а беда. Проучись с таким валенком зиму!

Мать говорит: «Сядешь на печку до весны, там тебе и ученье».

Чего только не наговорит мать в сердцах! Как рассердится, Васюту постылым зовет. И Тамара постылая, и ребятенок Тамарин, и весь свет ей не мил. А сама опять нынче с утра пошла нянчить Тамарину дочку. Там зять есть. Сказала бы зятю: «У нас Васютка босой».

Не скажет. Ждет, пока сами догадаются. Гордая. Ну и ладно. Васюта тоже не больно любит кланяться. Как-нибудь проживут они с мамкой… Он обмахнул валенки голичком и постучал в дверь к Марфиным.

— Материалы принес? — едва открыв дверь, спросил Шурик.

— Видишь, с пустыми руками пришел.

— Почему?

— Потому. Собирайся ко мне.

— Ну, Васюта! Вот ты какой! Ну, Васюта! Уговаривались — у нас. Уговор нарушаешь. Слово дал — не сдержал! — высоким, тоненьким голоском быстро заговорил Шурик.

— У вас интереса нет.

— A y вас какой интерес?

— У нас Волга белая глядит в глаза. И не мешает никто. Сами себе хозяева.

— Погоди, я спрошусь, — согласился Шурик и побежал к матери.

Через минуту он вернулся к Васюте, обматывая шею шарфом:

— Пустили, Васюта! Пустили!

А вслед за Шуриком вышла в кухню и мать.

Мать Шурика была могущественным человеком в школе, Васюта знал. Но все же он никак не мог ожидать, что по воле этого человека на его голову сегодня свалится новое счастье.

— Ты ведь хорошо учишься, Васюта, — сказала Анастасия Вадимовна, и у Васюты на душе стало весело — так весело она улыбнулась.

— Он, мама, у нас первый ученик. Он как ответит, так и получит пятерку. Его все учителя в пример ставят, — затараторил Шурик.

— Родительский комитет закупил тридцать пар валенок. Приходи завтра, Васюта, получать свою пару, — сказала председательница родительского комитета.

Васюта открыл рот, а ответить так ничего и не ответил.

Они вышли с Шуриком из дому и некоторое время шагали молча.

— Вот так выручила меня твоя мать! — сказал наконец Васюта.

— Вовсе и не мама тебя выручила! Вовсе и не она! — захлебываясь от радости, зачастил Шурик. — Тебя родительский комитет выручил. Рад, Васюта?

— Как же не рад!

— А снег-то! Снег! Снег какой хороший! — кричал Шурик. — Побежим, Васюта.

Они побежали.

Длинные голые осинки стояли возле Васютиного дома, в окна глядела белая Волга. Усмирила Волгу зима, лежит подо льдом. Синее небо над Волгой. Белый снег в доме.

— Разувайся. Видишь, пол вымыт — натопчем, — сказал Васюта. — Давай приниматься за дело.