Надбавка за вредность

Казалось, каждое мое прикосновение вызывает его дрожь, которая каким — то неведомым образом передавалась мне. Словно резонирующие струны мы поймали единую, общую волну и позволяли ей владеть нами, управлять нами. Он тянулся ко мне так, будто тонкая нить и правда связала нас, не позволяя отдаляться друг от друга. Я ощущала его безумство, его жажду и голод, который Кирилл пытался утолить.

И стоило ему вкусить все то, чего он долго время лишался, он сам, не осознавая, отвечал мне взаимностью. Дарил мне себя… заставлял почувствовать себя желанной, нужной… любимой. Мы отчаянно цеплялись друг за друга, и все мои мысли поглотил огонь, алыми языками слизнувший самообладание. И когда он целовал меня, скользя губами по груди и животу, когда его руки изучали мое послушное тело, я плавилась и таяла от нахлынувших чувств.

Он шептал мне что-то, и от этого шепота кружилась голова. Его голос будет еще долго грезиться мне, как нечто иное, потустороннее и желанное. Словно умелый музыкант он играл со мной, задевая струны души, отчего рождалась самая совершенная в мире мелодия.

— Господи, Кира, — выдохнул Кирилл позже, когда я прижалась к нему.

Пожалуй, опыт у него и правда большой, но было ли что-то подобно этому? Когда горишь не только из — за прикосновений, а из — за чувств и эмоций, что накрывают лавиной? И когда он начал выпутываться из моих объятий, я, признаюсь, испугалась. Но Кирилл почувствовал мой страх, а я заметила улыбку, скользнувшую по его губам.

— Я вернусь.

Отпустила. Поверила. Поднялась с кровати, накидывая на обнаженную грудь все-таки снятую рубашку. Усмехнулась сама, понимая, что заставила испытать Воронцова — вряд ли ему отказывали в полной близости таким изощренным способом. И ведь не отказ по сути — довела до конца, заставив добраться до грани.

Забавно… Давно у меня самой не было такого. И мы — взрослые люди, или подростки, решившие испытать что-то новое, но опасающиеся бросаться в омут с головой? Когда вернулся Кирилл, я стояла у окна. Чем началось, тем и закончилось… Он подошел со спины и обнял, уткнувшись подбородком в мое плечо.

— Боишься? — услышала его шепот.

— Боюсь, — отозвалась я. — Придет утро и ты вновь станешь Кириллом Романовичем, а через неделю я уйду.

Он не ответил, только потянул за собой. Укрыл покрывалом и прижал к себе так, как маленький ребенок прижимает к себе плюшевого медведя.

— Спи, — прошептал тихо и поцеловал чувствительное место за ушком.

Глава 15

Открыв утром глаза, несколько минут наблюдала за спящим Кириллом. Неужели мне не приснилось то, что произошло ночью? Проснулась я до будильника, еще только полседьмого… и то пробуждению поспособствовал кое — кто. И я не виновата, что ночью повернулась к нему лицом и закинула ногу на его бедро. Судя по всему, лежала так долго — нога затекла, и я зашипела, разминая мышцы.

Выпуталась из объятий мужчины и юркнула в ванную.

— Ржевская, ты сходишь с ума, — глядя на собственное отражение, произнесла я. — Мартовская кошка, чтоб тебя.

Глаза горят, коса растрепана, а на губах довольная улыбка. Вот уж судьба подкинула подарок — не было бы счастья, да несчастье помогло. Умылась холодной водой и, как в детстве во время ночевок у одной — единственной подруги, почистила зубы пальцем с пастой. Точно, детский сад.

Организм настойчиво требовал завтрак. Заглянула в холодильник — негусто… Зато молоко не просрочено, парочка яиц найдется. Порывшись в шкафчиках, даже нашла муку. Живем!

Опыт утренних блинчиков у меня был просто огромный — Данил их обожал, и потому замесить их и напечь десяток — полтора много времени не заняло. Даже дома у Воронцова оказалась мини — кофе — машина… А я бы не отказалась от свежего сваренного в турке кофеечка. Но имеем то, что имеем.

К блинчикам нашла сгущенку — точно Кирилл сладкоежка. Не иметь в холодильнике ничего мясного, но покупать банку сгущенки — как же знакомо!

— Кира? — Кирилл показался на кухне, когда я выставляла завтрак на стол. Оглянулась на него, нахмурилась, увидев серьезное выражение лица. Воронцов стоял уже одетый в брюки и рубашку. На мгновение мне показалось, что он не ожидал меня увидеть. Он внимательно рассматривал меня — в его рубашке, с растрепанными волосами и чашкой в руке.

И как я могла подумать, что что-то изменится? Ночью он открылся, а утро… утро вернуло все на свои места.

— Доброе утро, Кирилл, — тихо проговорила я и таки поставила чашку на стол. — Извини, что хозяйничаю.

При свете дня меня немного смущал мой внешний вид и потому поспешила покинуть кухню. Попыталась быстро проскользнуть мимо Воронцова, но он не позволил. Поймал и уткнулся носом в волосы.

— Тебе не надо извиняться, — он чмокнул меня в макушку. — Я даже подумал, что мне все приснилось.

— Не приснилось, — прошептала. — Но сейчас утро и…

— Ничего не изменилось, Кира, — строго заметил Кирилл. — Посмотри на меня.