Надежда

Еще такой вопрос ставила: «Свобода может быть только индивидуальной или она для большинства, для масс?» Она может быть ложкой меда в бочке дегтя и наоборот. Одни говорят, что культура это свободное деяние, а другие утверждают, что она — нравственная категория, и уход от духовных ценностей не прокладывает дорогу к свободе, это бегство в никуда.

В России духовные ценности всегда были выше денег. Без доброты ничего хорошего не существует. Потому что свобода не анархия, не вседозволенность. И высокую культуру надо внедрять в массы, потому что воспитание — это процесс навязывания. И никуда от этого не денешься... У меня голова кругом пошла от разнообразия аспектов и понятий. Какое поле деятельности для умных людей! А ты говоришь, свобода! Что ты в ней понимаешь? — разошлась я не в меру.

— А зачем мать в такие дебри вас тащит, мозги ерундой забивает? — удивилась Лена.

— Ерундой?! Зачем заставляет задумываться? Для того, чтобы умнели и глупо не заносились, чтобы понимали, что еще много, очень много должны изучить, осмыслить. Зачем муж Анны Карениной заставлял своего маленького сына Сережу запоминать изречения древних философов и мыслителей? Я полагаю: он не считал, что понапрасну тратит время; наверное, видел какой-то смысл в подобных занятиях. Может, он, таким образом, закладывал в нем понятия, которые ребенок позже глубоко осмыслит. Я сожалею, что нас с младших классов четко не обучают основным жизненным понятиям, без осознания и осмысления которых мы ведем себя как глупые котята, поэтому с удовольствием хожу на классные часы. В спорах меня подкупает уважительное отношение к нам, как к равным. И Анна Васильевна старалась нас так воспитывать на уроках, но ей надо было успевать пройти программный материал.

— Наша математичка говорит, что дурака можно привести к ручью знаний, но заставить его пить из него нельзя.

— И наша объясняла, что некоторым вещам нельзя научить, можно только научиться. То есть необходимо желание обучаемого, понимание им важности данного предмета или вопроса. Не про тебя эти слова. Брось прикидываться половой тряпкой! Ты же умная девчонка! — горячилась я.

— Все равно уйду из школы! Надоело учиться и нотации воспитателей выслушивать! Нелепо отказываться от такой возможности, — нетерпеливо перебила меня Лена.

Ее лицо засветилось радостью и мечтательной решимостью.

— Ты же еще совсем недавно мечтала об институте. Кем ты хочешь стать? — спросила я заботливо, но с прямолинейностью, всегда меня отличавшей.

— Не знаю. Рисовать люблю, — неопределенно бросила Лена.

— Значит художником или учителем рисования? — допытывалась я дотошно.

В ответ услышала равнодушное:

— Нет, этим я для удовольствия занимаюсь. И школу не люблю.

— Вот видишь, ты еще не определилась. А мне нравится школа. Только она слишком деловая. Романтики мало. Я с удовольствием воспринимаю праздники, сборы, люблю суету подготовки к ним. Но все равно это не то! Самое яркое и радостное — в моих мечтах и в книгах. А мне хочется не только мечтать, но и делать что-то особенное, участвовать в фантастических проектах! Может, нарисовать удивительную картину или написать такой стих, чтобы все поразились? Только боюсь, что не сумею. Здесь талант нужен, — смущенно закончила я свой пафосный монолог, понимая, что меня опять занесло.

— Да, стишками в стенгазету никого не удивишь, — язвительно хмыкнула Лена.

— Вот бы спектакль про любовь поставить! Не школьный. Взрослый. Такой, например. Сцена разделена на три части. По центру — свет. Справа и слева две комнаты. В одной — он, в другой — она. Обе комнаты в полумраке.

— Зачем полумрак? — искренне удивилась подруга.

— Неловко о своих чувствах говорить при ярком свете. Слушай дальше. Она страдает, он переживает, злится.

— Но такое уже тысячу раз описывалось в книгах! — пренебрежительно высказалась Лена.

— Пьесу можно перелицевать, главное — не подражать, свою душу в нее вложить. Может, сюжет усилить особой формой постановки спектакля? Я бы изобразила мечты женщины в виде порхающих в танце девушек в прозрачных одеждах. А мечты мужчин...

— Ох, и достанется тебе за такой спектакль! — истерически захохотала Лена, прервав мои восторженные разглагольствования.

Я не обиделась.

— А если откровенно показать, как на самом деле мучается человек, когда его отвергли или когда ему изменили? Какой он бывает тогда злой, жестокий и слабый? — предложила я неуверенно.

— Кому охота на плохое смотреть? Такого «добра» вокруг сколько угодно! — фыркнула Лена.

— Ты права: душа радости просит. Значит, опять безуспешные попытки, пустые фантазии? — сконфуженно и озадаченно взглянула я на подругу, ища если не поддержки, то хотя бы сочувствия.

— По мне лучше красивая сказка, чем гадкая правда, — отрезала Лена, не желая принимать участия в обсуждении моих прожектов.

— Не доросла я ставить серьезные спектакли, а школьные — уже не интересны, — с неподдельной трогательной грустью прошептала я. — Учитель пения говорил, что, чем больше скрыт замысел художника, тем ценнее его произведение. А у меня все нараспашку, все в лоб. Получается, что от глупости.