Надежда

— Развеселый, аж некуда. У него период уверенности в реальности возвышенных убеждений, она у него проявляется в естественной жажде свершения благородных поступков, — хмыкнула Лена и отвернулась.

Я поняла, что это означает: «Не приставай больше на эту тему». «Не вышло!» — отметила я про себя и повела разговор о другом.

— Лена, мне кажется, что здесь, в деревне, я ни капельки не поумнела. Просто выросла, научилась выполнять любую деревенскую работу. И все! Понимаешь? И все! Это ужасно. Я не нашла ответы на свои вопросы. Я тупею от однообразной домашней работы, поглощающей все свободное время. Я еще в пятом классе поняла: «В город хочу». Может, будучи взрослой, наверстаю то, что упускаю сейчас. Как и раньше, я часто убегаю от своих грустных проблем в царство белых облаков или в книжные мечты. Знаешь, я недавно по радио услышала хорошее выражение: «Библиотека — место, где человечество напрягает мозги, а душой отдыхает». Здорово сказано! Правда?

— Правда. Душа тоже трудится. Ей слишком часто приходится учиться через страдания, — с дрожью в голосе пробормотала Лена.

А я уже «завелась»: «Книги восполняют нехватку романтики в нашей жизни, жажды приключений, желания видеть мир ярким, героическим, добрым, честным, загадочным. Они наполняют нас прелестями», — так говорила ваша учительница Лидия Ивановна. Я четко знаю: дома я робот, а в книжках — герой. Я проживаю жизнь каждого любимого героя, вместе с ними упиваюсь очарованием моря, ужасами ночной пустыни. Взбираюсь на мачту и первая вижу на горизонте спасительный корабль. Я выслеживаю гада-предателя, ползаю на коленях по грязи и побеждаю! Как я любила книгу «Принц и нищий», как я верила и радовалась доброму концу этой трогательной грустной, но прекрасной истории!

Боже мой, как я люблю читать, плыть по волнам музыки слов! Однажды, перечитывала свой рассказ «Лоси» и вдруг почувствовала то же самое. Я поплыла! Это было счастливейшее из мгновений! Иногда замечаю, что мое воображение ярче, чем фильм, который я вижу по мотивам того или другого произведения. Помню, как однажды после культпохода говорила брату: «Фильм красивый, но режиссер не понял главного: способности любящей женщины к самопожертвованию!»

А фильм «Вий» мне очень понравился, но чудовища не напугали. Когда я читала Гоголя, в моем теле дрожала каждая жилочка! Такие картины рисовались в голове! Дело доходило до того, что я в страхе срывалась с места и бежала на кухню, к бабушке. А если читала ночью, когда черные тени блуждали по стенам, я вся сжималась в комок у слабого огонька керосиновой лампы, стараясь оказаться в зоне света. Даже ноги подбирала под себя, боясь, что кто-то неведомый коснется их или того хуже... Я заворачивалась в старое ватное замусоленное одеяло, пропитанное потом, запахом горелого печного кирпича и еще бог весть чем, что оно вобрало в себя за десятилетие верной службы семье, и мелко вздрагивала, переживая каждый момент колдовских событий, происходивших с молодым семинаристом. И с каждой страницей мое воображение становилось все ярче и полнее. Сумел Николай Васильевич найти точные слова, чтобы описать страх!

Если бы не Гайдар, Гоголь, Горький, Майн Рид, я не знаю, что было бы с моей душой? Она представляла бы собой незаполненную «черную яму» тоски. Без них я была бы не ребенком, а маленькой скучной тоскливой старушкой или заводной игрушкой, способной только выполнять приказы.

Правда, последнее время меня стали больше интересовать размышления Льва Николаевича Толстого, и еще Достоевского. Ох, и умные! Лермонтова обожаю до потери пульса. В нем слились воедино: неожиданность, бунтарство, трагизм. В этом его прелесть. Он бы меня понял! Представляешь, описывал мучения души легким дыханием строк. Соединял, казалось бы, несоединимое. Потому, что талантлив. А Чехов любую проблему сжимал как шагреневую кожу. В несколько строчек мог запихнуть огромный смысл. Но для меня он пока слишком серьезен и сух, поэтому кажется скучным. Не доросла я до его понимания.

Мне кажется, в писателях, помимо всего прочего, важна несхожесть. И чтобы через века не постарели их произведения, как пьесы Шекспира. У гениальных произведений нет срока давности. И память о великих подвигах и талантливых людях бесконечна. Интересно, Лермонтов входит в их число? Хотелось бы.

Лена слушала молча.

— Меня опять занесло? — опомнилась я.

— Нет, хорошо говоришь.

— Не шутишь?

— Мы Сашей тоже так думаем. Жаль, что нет книжек про нас. Вот если бы кто-нибудь про мою жизнь так написал, чтобы такое никогда-никогда не повторилось с другими детьми, — грустно пожелала Лена.

Я помедлила и все же решилась быть откровенной до конца.

— Одной тебе раскрою мой самый большой секрет: я мечтаю написать про таких, как мы. Я даже слово себе дала и когда-нибудь обязательно сдержу его, — скрывая смущение, прошептала я.

— Поклянись! — вдруг резко, напористо вскрикнула Лена и спохватилась, заговорив извиняющимся тоном. — Понимаешь, мне легче будет жить, если поверю в твои слова.

— Клянусь, — чуть дрогнувшим голосом произнесла я.