– Мама, ты становишься гурманом или просто капризничаешь? – спросила я, наблюдая за тем, как она в предвкушении удовольствия распечатала пачку, понюхала мороженое и начала медленно его есть.
– Почему? – удивилась мама моему непониманию. – Просто мне захотелось пломбира, чтобы одна его половинка была темной, с какао, а вторая – белой. А покрыт он должен быть молочным шоколадом.
Я не выдержала и рассмеялась, представив, как мама озадачивала бедных продавцов.
– И что смешного я сказала? – Она недоумевающе на меня посмотрела.
– Я просто представила, какие лица были у продавцов, когда ты им это все выдавала.
Теперь и она рассмеялась.
– Здравствуйте! Мы вам не помешаем, если зададим несколько вопросов? – прервал наше веселье приятный мужской голос.
Перед нами стояли люди, за которыми я недавно наблюдала издали.
– Нет-нет, – ответила мама. – Мы с дочерью присели немного отдохнуть и перекусить. Так что вы хотели спросить?
– Как вы считаете, существует ли жизнь после смерти? – с благостной улыбкой спросила одна из женщин, присаживаясь рядом с мамой.
– Конечно! – живо ответила мама. – Тело умирает, а душа продолжает жить.
– А ведь этот вопрос поднял Иов примерно три с половиной тысячи лет назад. Этот житель Востока спросил: «А человек умирает и распадается; отошел, и где он? Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает: так человек ляжет и не станет… Когда умрет человек, то будет ли он опять жить?»[2]
– зачитала женщина цитату из журнала.– Ну и что же? – заинтересованно спросила мама.
– Вот послушайте. Это Исайя, тридцать пятая глава. – Женщина опять полистала журнал и прочла: «Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь; ибо пробьются воды в пустыне и в степи потоки»[3]
. А вот от Иоанна: «…дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную»[4].– Значит, есть все-таки вечная жизнь? – спросила мама, ничего не понимая и хлопая глазами.
Женщина принялась ей что-то растолковывать и читать отрывки из журналов, а я не могла оторвать взгляда от женщины в белом платочке и очках.
Теперь я видела, что она еще совсем молодая и довольно-таки симпатичная. Она стояла передо мной, прижав обеими руками журналы к своей груди, словно защищаясь от чего-то опасного или вообще от этого мира. Смиренная, тихая, она была как отражение моего прошлого. Я все смотрела на нее, и мне ужасно захотелось снять с ее головы этот отвратительный платок, распустить волосы и взлохматить их. Мне захотелось немедленно надеть на нее вызывающую летнюю маечку на узеньких бретельках и легкие шорты, а тоненькие ножки обуть в изящные босоножки на каблуках. Кто или что заставило ее так нарядиться? Эти люди? И кто же они?
– Вот видите, можно вечно жить в раю на Земле. Намерения Бога восстановить здесь рай осуществятся! – воодушевленно говорила женщина маме. – Иисус учил, что необходимо сделать выбор в пользу вечной жизни, и этот выбор должен основываться на глубоком познании Бога. Наша цель – помочь вам познать Его. Мы, свидетели Иеговы, и в дальнейшем будем оказывать вам помощь. Мы можем приходить к вам в удобное для вас время. Можем организовать бесплатное изучение Библии у вас дома или где вы пожелаете…
Я понимала, что спросить у девушки напрямую, почему она здесь, с этими людьми и в такой одежде, будет глупо с моей стороны. Но я не могла просто пройти мимо, возможно, какой-то трагедии в ее жизни. Трагедии? Заблуждения? И добровольно она на это пошла или по принуждению?
– Вы можете зайти к нам домой, все вместе? – спросила я, и лица всех иеговистов, кроме девушки, оживились.
– Конечно! Когда мы можем вас посетить? Чем скорее, тем лучше, ибо основание нового Божьего мира закладывается сейчас.
Я назвала свой адрес и попросила их прийти завтра вечером. Иеговисты нас поблагодарили, сунули нам в руки несколько журналов «Сторожевая башня» и, попрощавшись, ушли. Молчаливая девушка бросила на меня печальный взгляд и молча пошла за ними.
– Зачем ты их пригласила? – удивилась мама. – Они такие надоедливые.
– Так надо, – ответила я, думая о своем. – Пойдем домой?
– Пойдем. Я так и не насладилась вкусом мороженого, проглотила его, как индюк галушку.
– Может, это и к лучшему, – сказала я, беря тяжелые пакеты. – А то опять доставала бы продавцов, заявляя, что тебе не такое мороженое всучили.
Придя домой, я полезла в шкаф. Мама рассмеялась.
– Зачем тебе эти лохмотья? – удивилась мама, увидев, что я достаю из шкафа свой длинный мешковатый сарафан, очки, блузу и мокасины.
– Хочу посмотреть, узнают ли они меня в этой одежде, – сказала я, переодеваясь.
– Но зачем тебе это?
– Мама, хочу проверить свои артистические способности. А вдруг во мне пропадает великая актриса, а я до сих пор этого не знала?
– Все равно мне непонятно, зачем тебе это. Впрочем, это твое дело.
– Ты только меня не выдавай, хорошо? – попросила я.
– Как скажешь, – согласилась мама.
Я закончила переодеваться и повязала голову платком, спрятав под ним волосы, затем нацепила на нос очки.