Надежда Дурова. Русская амазонка

Мир с наполеоновской Францией был «ратификован» 25 июня 1807 года. После подписания всех необходимых документов Александр и Наполеон одновременно покинули Тильзит. Их отъезд послужил сигналом для обеих армий. Французская пошла в Пруссию, русская – в Россию. Все полки арьергарда вернулись в свои дивизии. Так и конный Польский полк перешел в родную свою 4-ю дивизию. Он встал лагерем в лесах долины реки Нярис, недалеко от Вильно.

Так началась мирная служба, о которой Надежда Андреевна имела тогда слабое представление. Эта служба в значительной степени зависела от времени года. Поскольку армейских казарм в начале XIX века в России было очень мало (только для гвардии в Санкт-Петербурге и его окрестностях), а кавалерия к тому же не имела манежей, то зимой пешие и конные полки, точнее сказать, их роты и эскадроны, расходились на постой в разные города и села и жили там на обывательских квартирах по 1–5, 6, 7 человек, в зависимости от величины домостроения. Слова известного романса: «О бедном гусаре замолвите слово, ваш муж не пускает меня на постой…» как раз отражают эту ситуацию.

Зато летом, обычно с середины июня до середины августа, полки выходили «на кампаменты», то есть в летние лагеря. Роты и эскадроны собирались вместе для каждодневных групповых (эскадронных, полковых) учений в обстановке, максимально приближенной к походной и боевой. Солдаты и офицеры жили в палатках, готовили пищу на кострах. Пребывание в лагерях, длившееся, как правило, 7–8 недель, завершалось большими маневрами (3–4 дня), на которых пехота, конница и артиллерия совершали марши, атаки, отступления, отрабатывая совместные действия на поле боя.

Распорядок дня в лагере был следующим: подъем играли трубачи в 5-м часу утра, первая чистка лошадей длилась с 5 до 7 часов, затем – умывание, общая молитва и завтрак: чай с хлебом; с 9 до 10 часов утра продолжался развод караулов на плацу перед гауптвахтой: с музыкой, все чины – в полной походной форме и при оружии, затем – выезд на учения в поле; с 12 до 13 часов дня – обед: щи да каша; в 18 часов – вторая чистка лошадей, затем ужин: «жидкая кашица» (пшенные крупы с добавление сала); в 21 час – пробитие «вечерней зори», общая молитва, отход ко сну. О трудах нижнего чина, живущего по этому расписанию, рассказал в своих мемуарах Иоганн-Рейнгольд фон Дрейлинг, в 1810 году – юнкер Малороссийского кирасирского полка, летом этого же года стоявшего лагерем под городом Ошмяны:

«Вот тут-то я по-настоящему почувствовал всю тяжесть моего звания и низкого чина. Здесь я ничем не отличался от любого кирасира, и моих сил едва хватало на то, чтобы перенести все эти трудности. Нечего было надеяться на помощь какого-нибудь солдата, всякую работу мне приходилось исполнять самому. Ежедневные строевые учения с утра до вечера, еженедельные смотры, частые караулы, уборка лошади, чистка сбруи и амуниции, ежедневно употреблявшихся и ежедневно пачкавшихся, все это да еще ответственность по службе требовали неимоверных сил и выносливости.

Целый день мы не снимали мундиров. Ночь в палатке, при свете свечи, нужно было приготовить все к следующему дню; четыре, самое большее – пять часов удавалось выкроить для сна, а тут еще… скучная солдатская пища! Здесь мне пришлось самому и белье стирать в ближайшей речке. Шесть недель терпели мы эти мучения, наконец, после того как граф Пален и наш дивизионный командир генерал-лейтенант Коновницын сделали нам смотр, мы выступили из лагеря на наши прежние квартиры в деревню Баксте…».

Юнкер Дрейлинг жаловался на солдатскую жизнь в лагере. Но «товарищ» Соколов, который мог сталкиваться с еще большими ее трудностями, хотя бы потому, что должен был скрывать свой пол, в книге не сказал об этом ни слова. Всего несколько деталей сообщила «кавалерист-девица» читателям.

Во-первых, жили солдаты не в палатках, а в шалашах, по одному на каждый взвод, то есть рассчитанный на 25–30 человек, спали на соломе. Во-вторых, дважды в день, утром и вечером, она могла отлучаться из лагеря: водила лошадей на водопой на реку, что находилась в версте от расположения полков. В-третьих, наравне с другими исполняла все обязанности: «Меня… отряжают стеречь ночью наше сено, чистить заступом ПЛЯЦУВКУ, то есть место для развода караула перед гауптвахтой, и стоять на часах у церкви и порохового ящика… В лагере меня очень веселила откомандировка чистить ПЛЯЦУВКУ; я так охотно работала, соскабливала с земли траву заступом, сметала ее в кучу метлою и все это делала как будто всю жизнь никогда ничего другого не делала…»

Кроме этой непривычной для дочери городничего работы, Надежда Андрееа должна была содержать в полном порядке все предметы конской сбруи и солдатской амуниции и вооружения. Дрейлинг упоминал об этом: «чистка сбруи и амуниции, ежедневно употреблявшихся и ежедневно пачкавшихся». Требования к чистоте этих предметов были высокие. «Чистота оружия, амуниции и одежды была поразительная, – пишет в мемуарах Д. Е. Остен-Сакен, служивший обер-офицером в Елисаветградском гусарском полку с 1804 по 1811 год.