Очень много предстояло сделать Александру I в военной области. Армия, которую за время своего краткого правления дезорганизовал и разрушил его отец, не отвечала современным требованиям и была не готова к борьбе с невиданным доселе противником – новым претендентом на мировое господство Наполеоном Бонапартом.
Далеко не все задуманные преобразования были завершены, когда осенью 1805 года Александр I отправился с войсками в Австрию. Он решил начать вооруженную борьбу с «корсиканским чудовищем», который 6 мая 1804 года был провозглашен императором Франции. Командование русским корпусом было вверено М. И. Голенищеву-Кутузову. Но в злополучный день битвы при Аустерлице царь фактически отстранил от управления войсками великого русского полководца, а безоглядно доверился иностранному авторитету – генерал-квартирмейстеру (т. е. начальнику штаба) австрийской армии Вейротеру. Кроме того, он слушал советы своих сверстников-друзей: графа П. С. Строганова, Н. Н. Новосильцева, князя А. Чарторыйского. Эти крайне самоуверенные молодые люди полагали, будто 58-летний главнокомандующий Голенищев-Кутузов слишком осторожен и боится Наполеона, будто сам Наполеон не желает сражения и потому нужно, не дожидаясь подхода новых сил (из Италии шла восьмидесятитысячная армия эрц-герцога Карла), немедленно атаковать французов.
Холодным туманным утром 20 ноября 1805 года, когда начались военные действия при Аустерлице, император Александр I наконец-то увидел свою армию не на параде, а в бою. Он находился в центре позиций союзных войск, на высотах между деревнями Працен и Блазовиц. На его глазах русские мушкетерские полки Новгородский, Апшеронский и Смоленский, Малороссийский гренадерский, идущие в походной колонне, без охранения, с незаряженными ружьями, были у деревни Працен внезапно атакованы превосходящими силами противника (дивизия генерала Вандама). Солдаты и офицеры Новгородского полка, составлявшие голову колонны, тут же обратились в бегство, потеряв четыре полковых знамени. На помощь своим бросился Курский мушкетерский полк, и в этой героической, но безрезультатной атаке более половины его состава было уничтожено.
Трусость и мужество, презрение к смерти и страх ее, паника, превращавшая вроде бы отлично вымуштрованные полки в обезумевшие бегущие толпы, и сила духа, позволявшая горстке храбрецов противостоять вражеской армаде, – все это было на поле Аустерлица, и Александр Павлович имел возможность всерьез задуматься о сущности трудной профессии воина…
Теперь, в декабре 1807-го, слушая рассказ Дуровой-Черновой о походе ее полка в Пруссию, он хорошо представлял себе, каким испытаниям добровольно подвергла себя молодая женщина и о каком суровом счастье – служить в его армии в годы грядущих войн – она просит. Беспрецедентное, не имеющее аналогов в истории решение государь принял, судя по всему, еще при первой встрече с героиней.
«Если вы полагаете, – сказал император, – что одно позволение носить мундир и оружие может быть вашею наградою, то вы будете иметь ее… И будете называться по моему имени – Александровым!.. Не сомневаюсь, что вы сделаетесь достойною этой чести отличностью вашего поведения и поступков; не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нем!..»
Последние слова нуждаются в расшифровке.
Итак, покоренный силой духа русской амазонки, государь наградил ее с поистине царской щедростью:
– знак отличия Военного ордена;
– производство в чин офицера;
– определение на службу в Мариупольский гусарский полк;
– единовременное денежное пособие в сумме двух тысяч рублей для приобретения строевой лошади и мундира, обещание и впредь помогать своей крестнице материально;
– определение ее сына Ивана Чернова в столичное военно-учебное заведение на казенный кошт.
Но нужно обратить внимание на условие, сформулированное Александром Павловичем: «…не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нем…». В такой завуалированной форме царь предупредил пылкую «кавалерист-девицу»: не заводите никаких романов у вас в полку. Иными словами, ей отныне предстояло забыть, что она – женщина, отказаться от модели поведения великосветской дамы: кокетство, амурные приключения, желание покорять мужские сердца. Следующий пункт негласного договора: прошлая жизнь героини. Никогда и нигде она не должна упоминать публично о своем муже и ребенке, ибо государь не может поощрять уход женщины из семьи, так как это идет вразрез с традициями общества. Кроме того, их беседа должна остаться тайной для всех, и Надежда Андреевна не имеет права разглашать условия их договора.