Надежда Дурова. Русская амазонка

В 60-е гг. XX столетия в Отделе рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Петербурге были найдены ранее неизвестные ее письма, адресованные в 1838–1839 гг. Андрею Александровичу Краевскому (1810–1889), выпускнику Московского университета, журналисту и издателю. В них «кавалерист-девица» выступает уже как человек весьма опытный в издательском деле, как писатель, озабоченный финансовыми отношениями с издателями. Многое изменилось в ее жизни по сравнению с 1836 годом, когда Пушкин давал ей первые уроки ремесла, а она была никому не известным дебютантом. Теперь ее имя, поставленное в оглавлении журнала или на обложке книги, гарантировало владельцам типографий и периодических изданий прибыль. Она хорошо знала об этом и потому жестко требовала от них достойной оплаты своего труда.

В начале 1839 года Краевский приобрел журнал «Отечественные записки». Но еще в ноябре 1838-го он предложил Дуровой стать сотрудником этого издания. Она согласилась, сообщив, что материалов есть на целый год и добавила: «… но только я не похож на других сотрудников, и об этом-то надобно бы нам с Вами несколько потолковать…» Встречи героини с Краевским происходили не только у нее дома, но и в редакции журнала, где обсуждалось содержание текущих и будущих номеров журнала.

Через год, в ноябре 1839-го, она уведомила Краевского, что выбывает из числа сотрудников. Однако расстались они, по-видимому, вполне дружески. Краевский не забыл отставного штабс-ротмистра Александрова даже спустя много лет. В 1860 году, став казначеем «Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым», он добился назначения ей особой пенсии, которую «кавалерист-девица» получала в течение четырех лет.

В тихом городе Елабуге

Наконец «Записки» напечатались. Насилу мог я взять их от издателя и долго пролежали бы они на столе моем, если б к счастью благородный Смирдин не взял их у меня все, то есть 700-т экземпляров, оставшиеся от первоначальной продажи. Это обстоятельство дало мне возможность уехать домой. В 41-м году я сказал вечное прости Петербургу и с того времени живу безвыездно в своей пещере – Елабуге.

Вот все, что я мог припомнить и написать. Посылаю как есть, со всеми недостатками, то есть помарками и бесчисленными орфографическими ошибками. Было у меня много писем и записок Пушкина и два письма Жуковского, но я имел глупость раздарить их…

Александров (Дурова). «Автобиография»

К 1840 году саквояж с тетрадями в кожаных переплетах опустел. Черновые варианты, наброски, записи сказок и легенд, которые Надежда Андреевна делала в течение предыдущих двадцати лет, – все это пошло в дело, превратилось в мемуары, повести, рассказы и было опубликовано. Томики с двойной фамилией на обложке «Александров/Дурова» охотно покупали, охотно читали, охотно рецензировали.

Других литературных замыслов у «кавалерист-девицы» не имелось. Она поведала современникам все, что хранила в памяти, в душе и на сердце, встретила у них живой отклик и осталась довольна. Бесчисленные страницы тетрадей, исписанные неразборчивым, как бы летяшим почерком, превратились в ее капитал. По словам Дуровой, она заработала литературным трудом шесть тысяч рублей золотом.

Василий Дуров, в марте 1839 года вновь назначенный городничим в Сарапул, звал старшую сестру вернуться в родные края, жить под одной крышей с его разросшейся семьей. Но Надежда Андреевна все медлила. Она дождалась выхода в свет последних повестей. Ничто теперь ее не удерживало в столице, и героиня покинула «славное жилище русских царей». Но поехала не в Сарапул к брату, а в Елабугу: доживать дни в тишине и покое, в стенах собственного дома…

В XVII веке на реке Тойме стояло село Трехсвятское. Являлось оно царской вотчиной, имело 104 двора. Места вокруг него были замечательные. «…Пашни тут добрые, мягкие; заливные луга от Тоймы до Камы травяные, хорошие; в лесу сосны корабельные…» – гласила грамота царя Михаила Федоровича Романова.