Надежда гардемарина

- Простите, командир, не обижайтесь, но скажите, сами вы когда-нибудь дрались?

- Да.

- И, замахнувшись, думали о последствиях? И о том, как бить? Изо всех сил или потихоньку?

- Я ни разу не поднял руку на старшего офицера, мистер Рогов. - Если не считать старшего гардемарина, когда меня командировали в Хельсинки. Он тогда подбил мне оба глаза и так надавал коленом, что я долго ходил согнувшись. Но то совсем другой случай. Бросать вызов старшему гардемарину принято. А Рогов напал на старшего офицера. - Вы били его по лицу. Мистера Терила. Старшего по званию.

- Сэр, представьте себя на моем месте. Вы подрались, и вас за это собираются повесить. Пожалуйста, смягчите приговор!

- Все не так просто, - решительно возразил я. - Вы дрались из-за этого чертова перегонного куба. Боялись, что его обнаружат. Пытались скрыть от мистера Терила свое преступление.

Рогов обхватил себя руками и, уставившись в пол, качал головой. Босые ноги вздрагивали.

- Командир, я не ангел, могу и согрешить. В каких только переделках не был! Но куб - это гауптвахта или увольнение. Знай я, к чему это приведет, никогда до него не дотронулся бы, поверьте.

- Допускаю, мистер Рогов, что о военном трибунале вы не думали. Но хорошо знали, кого бьете. И в данном случае состояние аффекта не основание для помилования.

- Командир, прошу вас, умоляю сохранить мне жизнь.

- Прекратите, пожалуйста, - Моя власть сейчас тяготила меня.

- Взгляните на меня! - Он опустился на колени. - Пожалуйста, сэр. Умоляю вас! Не убивайте меня! Сохраните мне жизнь, дайте еще один шанс!

Я поднялся, весь мокрый от пота:

- Часовой!

- Сэр, я не преступник! - Он склонился в унизительной позе, опустив ладони на палубу. - Пожалуйста, сохраните мне жизнь! Пожалуйста!

Я не выбежал из камеры, вышел. И из дежурки тоже. Но когда дошел до поворота, бросился бежать, будто за мной гнались черти. Я взлетел по лестнице вверх мимо второго уровня на офицерскую половину, миновал капитанский мостик и примчался в свою каюту. Нащупав люк, захлопнул его за собой, едва добежал до туалета и спустил в унитаз весь свой непереваренный обед. Меня трясло от страха и отвращения. Наконец я обнаружил, что стою на четвереньках на полу, и заплакал.

Я, как отшельник, засел в каюте и никуда не выходил за исключением редких и коротких вылазок на капитанский мостик, приказав главному инженеру вычеркнуть мое имя из списка дежурств. Со мной боялись заговорить, такой у меня был вид. Еду мне носили в каюту, даже ужинать я не выходил. Я лгал себе, что болен, что у меня жар. И лежал в койке, воображая, будто нахожусь в отцовском доме, в полной безопасности.

На вторую ночь моего отшельничества мне приснилось, будто отец ведет меня в Академию, а я едва тащу тяжеленный чемодан. И как это бывает во сне, хочу что-то сказать отцу, но не могу. Он идет рядом, как всегда мрачный, неразговорчивый. Но он здесь, со мной. Он любит меня!

Я перекладываю чемодан в другую руку, чтобы взять отца за руку. Но он обходит меня и теперь идет с другой стороны. Я опять перекладываю чемодан из руки в руку, а он опять переходит на другую сторону. Я готовлю прощальные слова, без конца повторяющих, а ворота все ближе и ближе.

И вот мы уже на широкой площадке перед воротами. У ворот - караульные. Я поворачиваюсь, чтобы сказать "до свидания". Отец кладет мне руки на плечи, поворачивает к воротам, легонько подталкивает.

Ошеломленный, вхожу я в ворота, такое ощущение, будто вокруг шеи сомкнулось железное кольцо. Я оборачиваюсь и вижу, как отец удаляется, даже ни разу не взглянув на меня. Я машу ему рукой, но он идет дальше и в конце концов исчезает из виду. А тяжелое кольцо все теснее сжимает шею.

Я проснулся. Меня била дрожь. Но постепенно дыхание успокоилось. От рубашки исходил кислый запах пота. Я разделся, доплелся до душа и долго стоял там не двигаясь под струями горячей воды.

Потом лег и спокойно уснул. Утром я позавтракал и вышел из каюты. Мое отшельничество закончилось.

14

- Простите, сэр, у меня вопрос, - раздался в тишине голос Вакса.

- В чем дело, Вакс? - Мы были на вахте, и я старался ни о чем не думать, но не получалось.

- Мистер Кэрр просил показать ему строевые упражнения, которые нам давали в Академии, и, прежде чем согласиться, я решил получить у вас разрешение.

Причин отказывать не было.

- На ваше усмотрение, Вакс, не возражаю. Собираетесь стать сержантом по строевой подготовке? - Я улыбнулся.

- Нет, сэр. Думаю упражняться вместе с ним.

Я сам должен был догадаться об этом.

Время шло, а я так и не решил, что делать с осужденными.

На следующий день попросила о встрече Йоринда Винсент. Я согласился. Разговаривать с ней на мостике или у себя в каюте мне не хотелось, и мы встретились в комнате отдыха для пассажиров.

- Я к вам по поручению Совета пассажиров, - сказала она холодно. Хотелось бы знать, что будет с кораблем, точнее, с экипажем, когда мы прибудем на Надежду.

- Вас интересует, насколько я понимаю, будет ли на "Гибернии" новый командир?

- Да, и остальные офицеры.

- Большая часть пассажиров высадится на Надежде, мадам Винсент. Почему вас это заботит?