Надежда и отчаяние

К моему же удивлению, кроме книг и рукописей у меня особо ничего и не было. Вытащив из-под кровати какую-то старую черную сумку, я начал аккуратно все туда укладывать: сначала пошли книги, после мои рукописи, а затем небольшая записная книга, куда я раньше записывал все, что могло пригодиться для нового произведения; последними же легли ручки и карандаши. В другую сумку я наложил своей одежды и ноутбук. Я хотел вызвать такси, но денег стало слишком жалко. Уже собираясь уходить, я вдруг вспомнил, что забыл самое главное – кошелек. Осмотревшись по сторонам и никого не обнаружив, я открыл ящик стола и достал кошелек. Лишь с двумя тысячами, как и положено. Осмотревшись еще раз, я кое-как приподнял лист фанеры, под которым и находились остальные двадцать тысяч. Деньги я прятал не от воров, а от матери, ведь она бывало нет-нет, да и возьмет у меня пару тысяч, причем не говоря мне ни единого слова. Я вернул на место фанеру, убрал купюры в кошелек, затем положил его в сумку и вышел из комнаты. В коридоре столкнулся с матерью…

– А! – вскричала она и чуть отпрянула назад, испугавшись меня. Рыжий кот, которого она держала в руках, от ее крика соскочил на пол и убежал. – Ну вот, опять ты его спугнул! Предупреждай, когда ходишь! – По интонации я понял, что она совсем недавно проснулась и что она явно не протрезвела после вчерашней пьянки. Она отвернулась и, наклонившись, начала водить рукой по полу, зазывая кота

– Чего тебе? – огрызнулась она на меня.

Я хотел что-нибудь высказать ей, но не находил в себе силы.

– Ну?! – Она повернулась и прожигала меня взглядом.

Я чувствовал, что во мне мало-помалу начинает зарождаться ярость. Кажется, и на лице моем это отразилось, так как мать косо на меня посмотрела. Глубокий вдох, выдох.

– Ну? Чего ты молчишь-то? Аль сказать нечего? – Она закашляла.

Я хотел уже начать говорить, но что-то не давало мне этого делать. И дело было вовсе не в волнении. То, видимо, была совесть. Ну не мог я, стыдно мне говорить все эти слова матери, своей матери, которая пусть и вызывает только ненависть, которая пусть и душила меня много лет подряд, которая пусть и убила во мне всю внутреннюю красоту, но которая все-таки меня создала, которая все-таки дала мне жизнь, пусть и совершенно никому ненужную и бессмысленную!

– Теперь ты можешь спать спокойно, – начал я медленно, чуть отступив назад и сложив на груди руки, – тебе больше не придется тратить свои нервы на меня. Я ухожу, мама. Я скопил небольшую сумму, снял себе квартиру и более тебя не потревожу. – Я махнул рукой. – Прощай.

Не дожидаясь ответа, я направился к выходу. Кажется, она что-то говорила вслед, но я уже совсем ничего не слышал.

Я прошел мимо остановки и поплелся дальше.

Не знаю почему, но мне не стало весело. Даже какая-то тоска вдруг накатила. Уже на улице мне в голову начали лезть более подходящие, более мягкие для этой ситуации слова и они, конечно же, были в сотню раз лучше сказанных мной.

Через несколько часов я наконец оказался в своей собственной квартире! В квартире, где мне больше никто не помешает! От осознания этого вернулось слегка приподнятое настроение. Я вытянулся и с улыбкой заложил руки за голову. Разложив все вещи, я начал думать, как заработать денег. Институтской стипендии в две с половиной тысячи рублей дай Бог чтоб хватило на еду. И это она еще социальная по отсутствию кормильца. А ведь я еще хотел купить какие-то курсы по философии, записаться в автошколу, купить какие-нибудь книги, записаться на курс по созданию музыки (я всегда любил ее), да купить нормальных сигарет в конце концов!

Я открыл окно, что было прямо напротив стола, и вдохнул свежий дневной воздух февраля. Впереди и по сторонам раскинулись темно-серые плоские крыши домов, а еще дальше торчали золотые маковки церкви. На календаре была отмечена суббота, и потому-то откуда-то снизу уже доносились вопли пьяниц. «А не сходить ли и мне куда-нибудь?» – пронеслось в моей голове. Алкоголь я, конечно, ненавидел лютой ненавистью, но вот поесть никогда не помешает. Открыв приложение «Сбербанк», я быстро передумал идти в кафе и предпочел сходить просто в пекарню. Закрыл окно, и пошел.

Я купил курник за шестьдесят рублей и вышел. На улице было холодно, но домой идти не хотелось, так что я присел на лавку рядом с подъездом. Начал есть и смотреть на дорогу, где в разных направлениях проносились машины и ходили люди. Но я почему-то не слышал ни шуршания пакета перед самым носом, ни обрывков разговоров, ни даже гула машин. Я точно забылся; погрузившись в мысли, я даже не моргал. Я старался ни на кого не смотреть, однако через минуту услышал низкий скрипучий голос, отчего чуть ли не подскочил:

– Молодой человек, можно подсесть? Хочу обратиться к вам с интересной беседой.