Надежда и отчаяние

Из раздумий меня вывел чей-то голос. Я не различал слов. Прислушался к его звучанию. Он точно женский. Повернулся и округлил от изумления глаза. Это была она. В одно мгновение картина с кладбища и с аптеки. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я – потому что не знал, что сказать. Она – видимо, ожидала на что-то ответа.

– Что с тобой? – спросила она.

– Все хорошо.

– Я так не думаю.

Я посмотрел на нее. Она с таким странным выражением лица, какого я еще никогда не видел по отношению к себе, смотрела на меня, что я даже изумился. Брови свелись к переносице, глаза чуть сужены, а уголки рта чуть опущены. В лице ее читалось не просто печаль, а самое настоящие сочувствие. Надежда кольнула сердце, заставив его подпрыгнуть и замереть в ожидании.

– Нет, все нормально. – Только сейчас я заметил, что она всякий раз морщилась, когда клуб дыма устремлялся в ее сторону. Я швырнул бычок в урну, стоявшую рядом со скамейкой. – Прости.

Я снова отвел взгляд куда-то вперед. Я не мог смотреть в ее прекрасные глаза. Просто не мог.

– Знаешь, когда ты так развернулся и пошел, меня как будто по живому резануло. Я поняла, что тебя нельзя таким оставлять.

– Мне это очень льстит, но я привык. Меня всю жизнь в таком состоянии оставляли. А если и не оставляли, то мучали вопросами, отчего мне становилось еще хуже…

– Может все-таки скажешь, что произошло?

Я молчал. Скорее из-за злости и недовольства. Какого черта эта пусть и красивая, но непонятно откуда взявшаяся девушка лезет в мою жизнь? Я ее просил? Нет. Я пришел к ней? Нет. Так что ей от меня надо?! Она же даже имени моего не знает!

– Пожалуй, смолчу.

Всю жизнь мои чувства осмеивала даже родная мать, меня никто не хотел и – по правде говоря – не мог понять. Все считали, что это лишь позерство. Чувства пришлось похоронить. Только Диме я мог бы открыться вновь, но вряд ли смог бы открыться кому-то еще. Для всех я выгляжу нормальным. А вот то, что у меня внутри, я никому не хочу показывать. Больше не хочу. Никогда. Ни за что. Но я почувствовал, как меня охватило волнение. Мозг вторил: «Не надо, не говори», но сердце дрожало и прыгало: «Может, все-таки попробовать? Она ведь не выглядит, как типичные люди», а мозг отвечал ему: «Ты не перенесешь такое предательство вновь». Сердце не нашлось, что ответить на этот аргумент.

– Что ж… Мне уже пора. Спасибо, что посидела со мной. И… прости за то, что задел тебя в аптеке.

Тихий вздох – мой ответ явно ее огорчил. Мозг победил.

Я поднялся, чуть потуже затянул шарф и двинулся вперед. Я не оборачивался, но чувствовал, как она смотрит мне в спину. Я не выдержал и остановился. Обернулся. Она сидела на скамейке и смотрела в ночную стынь. Свет фонарей отражался в ее глазах. Я подошел ближе. Она посмотрела на меня.

– К-как тебя зовут? – спросил я.

– Даша. А тебя?

– Максим. Прости, если я грубо себя веду, просто…

– Я тебя понимаю, – перебила она. – Я сама была в таком состоянии. Все хорошо.

Я достал телефон; еле двигающимися от мороза пальцами ввел цифровой код – моя дата рождения – разблокировал телефон, ткнул на синюю иконку, белый рисунок в которой при первом взгляде всегда напоминал мне птицу. Но это были английские буквы «VK». Ткнул на «мой профиль», открылась вкладка с именем Максим Думин вверху страницы. Она добавила меня в друзья. Мои губы слабо улыбнулись.

Я сидел на подоконнике и глядел на соседний дом, смотревший на меня десятками черных квадратных глаз.

«Вз-зз», – прожужжал телефон, лежавший рядом. Сообщение от нее. Сердце ни с того ни с сего заколотилось. «И чего ты так возбудился, Максим?» – подумал я.

«Привет. Прости за навязчивость, но может все-таки расскажешь, что произошло?»

Я долго смотрел на это сообщение, ничего не понимая. Я не мог поверить в то, что она волнуется обо мне. Это очень странно.

«Прости за откровенность, но я не хочу, чтобы люди, которых я знаю всего пять минут, лезли мне в душу. Вообще нельзя лезть в душу к тем, кто тебя не просит», – напечатал я в ответ.

«Ты ошибаешься. Человек, который просит, чтобы его не трогали, может быть, больше всех нуждается в помощи».

Да знаю я это, знаю! Но что поделать, если мне всю жизнь только делали хуже? Вот я и перестал просить помощи в таком состоянии. Мне казалось, что все мое тело дрожит. В наушниках играл какой-то грустный мотив. Да-да, если уж страдать так полностью, если истекать кровью, так досуха! Я не знал автора, не особо вслушивался в слова, но все равно проникался этой атмосферой тоски. По правде говоря, мне уже было плевать на все. Сейчас я мог написать и сказать что угодно. Это я и начал делать. Пальцы застучали по клавишам на экране.

«Знаешь, фактически я уже мертв. Мне попросту незачем жить, я совершенно никому не нужен».

«[Ответ на сообщение] В чем же дело? Может быть тебе просто необходимо попытаться изменить свою жизнь?»

Как же я сам до того не догадался, моя хорошая?

«Почему я назвал ее «моей хорошей»?» – подумал я.