Надежда и отчаяние

Я шел домой как в бреду, не запоминая дороги и всего вокруг. На кухне из еды был только маленький зеленый пакетик дешевого супа быстрого приготовления. Белая с зеленой каймой тарелка, внутри которой жирноватый еле горячий суп. Все как в школьной столовой, когда ты опоздал из-за задержки на уроке литературы. Я съел немного без аппетита, ложки три-четыре, скорее даже машинально, просто потому что уже заварил суп и выливать в раковину его не хотелось. Затем я рухнул на диван. Уснуть я не мог, а лишь лежал без движений и смотрел в потолок. Голова вновь превратилась в какую-то автомагистраль, где с огромной скоростью, гораздо выше положенной, наплевав на все ограничения, носились мысли во всех направлениях. Я ни одной не мог схватить, ни на одной не мог остановиться, даже несмотря на усилия.

Я не могу даже в собственных чувствах разобраться, а еще о чем-то прошу! Неужели, я все еще люблю Катю? Нет, этого просто не может быть, это просто уму непостижимо! Тогда что такое для меня Даша? Закрыв лицо руками, я очень долго и угрюмо думал, думал, думал.

Решение пришло очень быстро. Я открыл баночку с фольгой и взял в руку таблетку.

– Я же завязал, да?

– Ну да.

– Но от одной-то ничего не будет, верно?

– Конечно.

Я положил таблетку на язык и упал на диван.

На следующий день я пошел к матери… Не знаю почему, но после тех дурных знаков, которые мне подбросила судьба, я вдруг стал как-то побаиваться за ее жизнь. Странно, но даже после всего, что она со мной сделала, после всех ее издевательств, после всех уничижений, я все равно не могу оставить ее полностью. Я очень дурно и очень мягко устроен.

Я занес руку для стука и застыл. Долго стоял у двери, не решаясь войти. В голове все смешалось, меланхолия своей темной пеленой укутала мозг. Где-то там за дверью притаилось мое прошлое, дни ужаса и мучений, дни замученного бытия, беспомощность и постоянный страх. Там чуть ли не у меня на руках умерла бабушка, когда мне было всего десять лет, а мать лежала пьяной; там каждое мое неправильное действие сопровождалось бранью. Там…

…За окном ночь, в углу небольшой темной комнаты шириной в пять шагов сидел я, обхватив колени и дрожа от страха. Глаза мои накрепко впились в закрытую дверь. Замка на двери (как и в других комнатах) давно не было, его вырвали с мясом. Я так сильно прислушивался к происходящему, что практически не дышал, стараясь уловить все звуки. И вот в коридоре послышались шаги, которые я узнал бы из тысячи, смог бы различить их даже в толпе. Руки и ноги вмиг похолодели чуть ли не до синевы, глаза округлились. Дверь открылась. В глаза ударил яркий свет, заставивший меня прикрыться дрожавшей рукой. Толстый темный силуэт, казавшийся мне тогда неимоверно страшным чудовищем со зловонной пастью, с желтыми клыками, вспухшим, точно от какого-то гноя внутри, лицом, висевший шматами дряблой кожей, клочками волос и длинными ногтями, появился в проеме. В очередной раз она пришла выпустить пар. Мать схватила меня, ударила об стену, отчего я повалился на пол и закрыл голову руками. Посыпались удары ногами: удар, удар, удар, еще удар. Я орал и вопил на несколько квартир вокруг, но меня никто не пытался спасти. Я мог лишь умолять остановиться, но мать перекрикивала меня матом и игнорировала все просьбы. Я кое-как смог подняться, чуть толкнул обезумевшее от алкоголя существо, кинулся, едва соображая и шатаясь из стороны в сторону, в коридор. Перед глазами все плыло так, как будто я только что крутился на карусели десять минут подряд. Мать выскочила следом, но, не захотев, видимо, бежать, схватила деревянную швабру и метнула в меня – промах; схватила стакан и тарелку, метнула следом – они вдребезги разбились о стены, но попаданий не было. Спасение из таких ситуация было лишь одно: забежать в спальню матери, закрыть дверь, упереться в нее спиной, а ногами в шкаф с книгами, стоявший напротив двери. Спальня была единственным местом, где дверь открывалась внутрь, а соответственно и единственным местом, куда мать не могла так просто зайти. И вот она с дикими воплями барабанит по дереву то руками, то ногами, то шваброй. Мне все казалось, что еще одно мгновение и дверь непременно сломается. Но, к счастью, она так ни разу и не сломалась.