Павел Смагин возвратился домой в приподнятом настроении. Даже холодная серая погода, от которой все прятались и кляли, не испортила ему бодрого состояния духа. У входа в дом его встретила жена, ласково улыбнувшись и поцеловав в щеку.
— Все уже за столом, только тебя дожидаемся, — шепнула она. — Наденька приехала. Ты уж не очень-то ее, кровинушку нашу.
— Это не кровинушка, а кровопиюшка, — незлобно ответил Смагин, обняв жену. — Столько кровушки нашей попила своими фантазиями…
— Прекрати, Паша, я тебя очень прошу. Давай посидим спокойно, мирно, по-семейному. В кои веки собрались вместе. У одной бесконечные дела, встречи, массажи, макияжи, вернисажи, вечеринки, у другой — лишь бы от родителей к своей матушке быстрее убежать. Давай посидим без всяких упреков, ненужных разговоров.
— Давай, Любушка, давай. Гулять — так гулять! Накрывай на стол!
Дом, где проживало семейство Павла Смагина, напоминал настоящий дворец: шикарной архитектуры в стиле барокко, в два этажа, с арочными зеркальными окнами. Каждого, кто приезжал сюда, дом встречал, распахнув свои гостеприимные объятия, словно белоснежный парус. И снаружи, и внутри дома все свидетельствовало об изысканности вкуса его хозяев: великолепная планировка двора с фонтаном в центре, эксклюзивная итальянская мебель, антикварные картины, украшавшие стены комнат. Все дышало достатком, богатством.
Смагин не скрывал, что с детства мечтал жить именно в таком дворце: сам-то он вырос в семье простого работяги-железнодорожника, в доме из двух маленьких комнатушек да вечно чадящей печки. Рядом — ведра с углем, еще одно — с водой из колодца — на самой печке, чтобы было на чем еду приготовить да постирушку сделать. В тесном дворике кроме их семьи ютились еще две — родных братьев отца. Радости, беды, какие-то семейные события, недоразумения, скандалы — все у них было общим.
Когда наладился собственный бизнес, Смагин первым делом осуществил свою давнюю мечту — построил этот шикарный дом и поселил в нем семью. У каждого было не по комнате, а по половине этажа. На второй этаж, где расположились спальни, рабочий кабинет хозяина, прямо из вестибюля вела изящная лестница: одной широкой лентой, разделяясь на две самостоятельные — налево и направо. А гостиная, где обычно собиралась вся семья, проводились застолья, находилась внизу. Кроме мебели — такой же изысканной, как и в других комнатах — ее украшал большой камин, возле которого в ожидании Смагина сидели его домочадцы: Любовь Петровна со своими дочерями.
— Наконец-то, — увидев вошедшего отца, Вера первой бросилась ему на шею. Надежда выразила свои эмоции более сдержанно: подошла и, как мать у входа, нежно поцеловала его в щеку.
— Нет-нет, не годится, — рассмеялся Павел Степанович. — Если бы вы знали, какой сюрприз я вам приготовил на ужин!
Все расселись за столом, и радостный Смагин стал рассказывать о своих успехах.
— Спешу доложить, милые мои дамы, рейтинг наш растет, как на дрожжах, избиратели готовы хоть сегодня отдать нам свои голоса. Коль так дело пойдет и дальше — победа у нас в кармане. Хотя и не в победе дело. Оказывается, как приятно делать людям добро! Раньше я занимался только своим бизнесом, партнерами, а теперь нужно думать о тех, кто к твоему бизнесу никакого отношения не имеет. Вчера, например, завезли новейшее оборудование в родильный дом. Зачем ехать в частные клиники или заграницу? Готовься и рожай на месте — все для этого есть: и передовая диагностика, и разные барокамеры, и помощь роженицам. Так-то, девушки! Рожать будете здесь! А все остальное — где душа пожелает.
Он засмеялся, глядя на любимых дочерей.
— Это еще не все. Сегодня открыли первое отделение паллиативной медицины. Заметьте: первое во всей области. Теперь одинокие старики с неизлечимыми болезнями будут свой век доживать не под забором, а под присмотром опытных врачей, в уютных палатах. А завтра — внимание, товарищи присутствующие! — мы открываем приют. Знаете для кого? Для бездомных зверюшек. Будет ваш любимый папочка теперь еще собакам друг и кошкам брат!
И рассмеялся еще громче.
— И тебе не противно этим заниматься, да еще нам за столом рассказывать? Мало разных стариков-бомжей, которые и без твоей какой-то медицины сдохнут, так еще эту бездомную тварь со всех подворотен и улиц будешь собирать: с блохами, болячками, брюхастых, голодных, ободранных. Фу, меня сейчас вывернет, — Вера брезгливо передернула плечами.
— Успокойся, Верочка, — Любовь Петровна погладила ее по руке. — Разве это плохо — заботиться об одиноких, больных? И не только людях, но и домашних животных, выброшенных на улицу?
— Пусть заботится, о ком хочет, только не нужно нам обо всем за столом рассказывать. Давай еще их сюда приведем, места всем хватит. Пусть везде лазят, подаяние просят, блох разводят, вшей, гадят повсюду, «ароматы» во всем комнатам пойдут… Одного из таких «бездомных» папуля в дом наш уже привел, выкормил, вырастил.
— Это ты о ком? — Смагин строго посмотрел на Веру. — О Владе?