– Мы спешили уйти. Пара моих ребят пала как подкошенная и я не мог понять причины. Я отвлекся на них, когда было нельзя отвлекаться. Кто-то нацелился на Линя… Граф вновь был начеку, хотя над ним изрядно расстарались люди Ксандера. Он всегда был в форме, даже если кровь заливала его лицо. Он закрыл его спину. Я не успел… прости, – склоняет Прайм голову вниз.
– Ксандер… он все еще жив?!
– Да. Но, поверь мне, это ненадолго!
– Верно. Я сама лично убью его. И в этот раз раздумывать я не стану.
– О чем ты? – идет за мной Прайм. Я и не замечаю того, что я уже быстрым шагом подхожу к «вертушке», где лежит мой отец.
– Вуд, позаботься о Лине! – тот согласно кивает.
– Что ты задумала, Надежда?! – преграждает мне путь Прайм, мешая сделать шаг.
– Я несколько иначе воспринимаю скачки адреналина в своем теле. И это не понравится Ксандеру, когда мы встретимся. Зря он позволил мне обучаться и совершенствовать свои навыки. Я покажу, что мой отец учил меня не напрасно! Я иду к нему!
– Одна?!
– Нет, тебя подожду, пока ты свою ранку на шее залечишь! – прищуриваю я глаза, глядя на злющего Прайма.
– Это глупость!
– Я тебя не хочу слышать. Сейчас, я лишь хочу достойно проводить отца. Поможешь с этим?
Прайм вздыхает и кивает. Он отдает приказ и тело отца аккуратно выносят из машины. Мое сердце обливается слезами, смывая кровь на нем. Но я не стану их лить понапрасну! Пока я не поквитаюсь за его смерть и смерть моей мамы с нашим врагом, я не позволю себе раскиснуть.
Мне противны все люди!
И Роб!
И Ксандер!
Я уничтожу вас!
Прощание короткое. Речи скупые. Но все знают, что Граф многое сделал для того, что его народ считали равным тем, кто сидит за высокой стеной и прячутся в центре гетто.
Его тело накрыто белоснежной простыней. Я так и не решаюсь подойти и посмотреть на его избитое лицо. Для меня он всегда будет тем отцом, которого я запомнила.
Как много я не успела сказать ему.
И самое обидное и горькое для меня в этот момент то, что я не помню: сказала ли я ему в нашу последнюю встречу о том как сильно я его люблю и как он мне дорог?! Что-то мне подсказывает, что ответ будет отрицательным.
Он спас одного из тех, кто всю жизнь охотился на него.
Он спас человека ценою своей собственной жизни!
И мне кажется, что он человечнее многих, кто живет на этом свете.
Когда все заканчивается, я решаю заглянуть к Вуду, чтобы попрощаться с ним и Линем, что лежит без сознания в больничном крыле.
– Можно? – стучусь я негромко в дверь. Вуд отвечает сразу:
– Да, входи, Надежда.
– Как он?
Линь лишь дышит. Если бы я не видела как вздымается его грудная клетка, то я бы подумала, что он мертв.
– Выживет. Правда, придется немного повозится. Но я думаю, что он вскоре поправится.
– Спасибо.
– Не за что. Ты пришла попрощаться?
Неужели, все хладные любят бить прямо в цель?! Никто из них не ходит долго вокруг да около.
– Да. Я ухожу.
– Прайм тебе этого не позволит.
– Тогда, я либо разнесу здесь все и все равно уйду, либо умру. Но здесь я не останусь!
– Ты все слышал сам, – кричит Вуд куда-то вдаль зала, где стоят больничные койки.
Из-за стеллажа с лекарствами, что надежно спрятаны от солнечных лучей, выходит Прайм:
– Слышал. А как же наш уговор, Надежда?
– Ты облажался на первом же пункте! Что уж говорить о других! Я тебе больше не верю.
– Я же тебе объяснил, что произошло!
– Но это не отменяет тот факт, что я простила тебя. Да, я поняла. Да, я знаю, что твоей вины тут с горошину. Но она есть! И поверь, вы все сейчас для меня под одной гребенкой! И если я останусь, – перевожу я дыхание. Прайм и Вуд не перебивают меня и дают высказаться до конца. – то задушу тебя в твоем чертовом сне! Уж, поверь мне! Лучше залечи свою шею и больше не подходи ко мне!
– Ты предпочитаешь остаться одной? – хмыкает и приподнимает правую бровь вверх Прайм. Он вновь возвращает свое нахальство на место.
– Да, если выбор стоит между одиночеством и тобой!
– Мешать не буду. Но и не зови на помощь, когда она тебе понадобится!
– Лучше сдохнуть!
– Ребята, может вы успокоитесь, а то у меня здесь все же острые предметы и яды есть, – вклинивается в наше противостояние Вуд.
– И где у тебя лежат яды? – кривлю я уголок рта в улыбке, что больше похожа на звериный оскал.
– Уходи. Ни я, ни мои люди тебе не станут в этом мешать. Только, ты и недели не протянешь в одиночку в гетто или где-нибудь в лесу, в пустыне. Кстати, куда ты собираешься?
– Выкуси! – показываю я ему фигу. – Я тебе этого не скажу.
– Смышленая девочка, – слышу я усмешку за собой, когда дверь еще неплотно затворена.
Я лишь хватаю рюкзак и плащ в своей комнате.
Больше здесь ничего нет, что бы было моим или было бы мне дорого.
У меня нет больше близких мне людей.
Все уничтожил лишь один человек!
И теперь я уничтожу его!