Надежда после жизни

– Ты можешь говорить что угодно, но это не изменит той реальности, что есть сейчас.

Я слышу Прайма. Слышу того, кто обещал мне и не сдержал свое обещание.

– Я тебя ненавижу!!! – кидаюсь я на Прайма, достигая своей цели – мои руки смыкаются на его мускулистой шее. – Я тебя уничтожу!

– Выслушай меня! Прошу тебя, Надежда! – пытается он остудить мой пыл. Парочка его сподручных уже рядом и готовы оттащить меня. – Нет! Никому не подходить! Они делают шаг назад. Моя хватка только усиливается.

И я, и Прайм знаем, что я могу просто сжечь его, заставив кипеть кровь под кожей.

– Надежда, он решил спасти его и… Нам был отдан приказ… я не мог ослушаться того, кто спас меня когда-то, подарив шанс на свободную от камер и лабораторий жизнь! – пытается оправдаться Прайм.

Он держит мои руки, не давая мне их сжимать сильнее. Я знаю, что ожог уже на его коже. Еще немного и жар проникнет под нее, запуская необратимый процесс.

– Стой, Надежда! Остановись! – подбегает к нам Вуд.

– Уйди! – реву как раненный зверь, что не видит больше выхода, как напасть на противника – он загнан в угол.

– Послушай меня внимательно, – не отступается он от своего. – твой отец был обречен. В его теле запредельная доза адреналина!

– И что это значит?

– Отпусти Прайма и я попытаюсь тебе и все остальным все разъяснить.

Приходится разжать свои руки. Кровь отпечатывается по моим ладоням, вырисовывая их рисунок кожи. Шея обожжена, но он будет жить.

Прайм кашляет, хватаясь и тут же убирая руки от пораженного участка тела. Он никому не разрешает подходить к себе, чтобы помочь. Кажется, он думает, что это его наказание. Что ж… так лучше.

– Объясняй! – требую я у Вуда. От его слов зависит многое.

– Как я тебе говорил, температура хладного меньше, чем у обычного человека. Сердце не нагревается и кровь течет гораздо спокойнее по венам. Я предупреждал, что и «умы» Ксандера ломают голову над головоломкой с твоей способностью. И кажется, – волнуясь, запинается он. – они нашли отгадку. Адреналин!

– Подробнее, – выступает вперед Прайм.

– Большая доза адреналина способна разогнать сердце, повысить давление и заставить температуру повысится до рекордных пределов. Тело, что не привыкло к таким внутренним процессам, сгорит моментально – оно постареет в разы за несколько минут, – старался донести до всех эту важную информацию Вуд. – А если дозу повысить в сотню раз и сделать ее концентрированной, да зарядить ее автоматы, то…

– Будет получено идеальное оружие для уничтожения хладных!

– Верно, – кивает головой парень, соглашаясь с Праймом. – И это уже будет не газ, от которого можно убежать или закрыться. Точный прицельный удар в любую точку тела и все! Потом только ожидание того, когда зверь сам упадет, извиваясь в смертельной агонии.

– Они нашли наше слабое место!

– И показали его нам, – с грустью в голосе добавляет Вуд. – Но у нас есть она, – смотрит он теперь в мою сторону. Я же словно нахожусь в психоделическом кошмаре, который все никак не может закончиться. Все отдается эхом, а движения слишком медлительны.

– И что это значит?

– Ее способность адаптации как к человеческой температуре, так и к температуре хладных. Ее органы перестраиваются и начинают работать в нужном режиме. Она – хамелеон!

Все замолкают. Я могу ощутить их взгляды, все до единого, на себе. Они как в самый первый раз разглядывают меня. Такая я для них в новинку. Как и для себя самой.

– Непобедимая сила.

– Верно, Прайм. И Ксандер хочет либо стать таким же, либо взять ее под свой контроль. Разум – штука коварная и непостоянная.

– Плевать я на вас на всех хотела. Мне важно лишь одно: отомстить за смерть отца! Что произошло? – сухим и бесцветным голосом произношу я.

Прайм не колеблется, он быстро отвечает мне:

– Стреляли во всех без разбору. Мы отрубили свет в той тюрьме, где содержались все пленники гетто. Сперва мы нашли камеру Графа, но он сказал, что не уйдет без того паренька. Как тогда, когда он не ушел без меня из той вонючей лекарствами лаборатории. Поверь, Надежда, – признается мне и всем остальным Прайм в своем самом сокровенном. – я бы спас твоего отца и без твоей просьбы.

– Причина? Какова твоя причина?! – мне важно это знать. Я все еще зла. Злость топит меня напополам с болью от потери. Мои ноги едва держат меня.

– Нас выращивали как свиней. Кто-то проходил селекцию, кто-то нет. Но было несколько этапов. И кто был помладше, содержался как крыса в стеклянной камере, откуда было можно только смотреть на мир, но никак не сбежать в него.

Когда хладные восстали и вырвались из-под оков жалких людишек, что думали, что они правят миром, Граф был одним из тех, кто не забыл и про младший состав хладных.

Он, рискуя всем: жизнью, своими людьми и шансом на свободу, прорвался в наш отсек, чтобы разнести эти камеры к чертям собачьим! – с жаром произносит Прайм. Пара хладных из толпы кивает ему в знак согласия. Значит, они тоже были там. – Я обязан ему всем.

– И что было потом? Когда вы нашли Линя?