Надежда (СИ)

Снова смеётся, обнимает меня. И мы вместе наклоняемся к водному зеркалу.

- Твои глаза. Они не голубые омуты, не серые льдинки, не медовые всполохи, и даже не чёрное спокойствие, как у твоего отца и братьев...

- Жаба подарила им цвет свей шкурки!

- Глупышка. Это цвет нежного молодого листочка - предвестника времени Пробуждения.

И мама поёт.

Поёт о радости, которая посещает каждый Дом вместе с первыми каплями дождя. Поёт о сверкающих дорогах, что соединяют родные сердца. Поёт о шёпоте трав и танце Звёзд.

Мне становится легко-легко, я вглядываюсь в воду, желая увидеть в себе то, о чем мне говорила мама, но в глазах рябит, затягивает в водоворот и несёт, несёт куда-то...

Резко выныриваю из сна. Жадно хватаю сухим ртом воздух.

- Пить.

Тишина.

Еле шевелю треснувшими губами.

- Пить.

Чьи-то руки приподнимают голову и вливают горькую тёплую воду.

Закрываю глаза. Откидываюсь на подушки.

Часть 3. Орзуд

Орзуд сидит рядом и пристально рассматривает меня. Потом переводит взляд на одно из дорогих колец на своём жирном пальце. Задумчиво поворачивая его со стороны в сторону, говорит как бы сам с собой:

- Кто бы мог подумать, что сегодня закончится всё именно так...

Отворачиваюсь от него.

- Что делать, - продолжает он - время неспокойное, тяжёлое. Многие Миры воюют, а другие падальщиками растаскивают лакомые кусочки. Торговцы не рискуют вести Караваны, олумов всё меньше и меньше. Беда-а-аа...

Да, я тебе верю. Ты же сам, как падальщик, хорошо разбираешься в том, что творится вокруг.

- Все благородные вурханы стараются не рисковать. Да и такими олумами не раскидываются. Сам....

Молчит многозначительно.

Такие имена вслух не называют, о таких гостях молчат, оглядываясь на свою тень.

- Ни один из ....э...столь благородных гостей не посещает бедные уделы вурханов. Это честь, честь! Не знаю, не знаю, к добру или к худу одаривает вниманием только тебя, только тебя...

Резко вскидывает голову и пытливо смотрит на моё лицо, надеясь найти ответы на свои вопросы.

Ищи. В ушах остаётся приторное послевкусие гнилых фраз.

И где грязная ашева? Или звон новеньких турманов облагораживает речи благородного Орзуда?

Вурхан тяжело встаёт и начинает бродить по комнате.

- Как опасно, как опасно стало жить и вести своё маленькое дело! А ашевы становятся всё хуже: слабее и неблагодарнее! - пухленькие руки страдальчески взлетают вверх, вопрошают Звёзды. Но Звёзды молчат, только их холодный свет кроваво подмигивает в глубине драгоценных камней на кольцах.

Долго молчит. Молчание затягивается.

Лицедейство. А где истинный твой облик, вурхан? Когда ты его продал за новенький турман, не задумываясь, что он мог быть фальшивым?

Орзуд подходит к постели, наклоняется и, четко чеканя каждое слово, говорит:

- К закату прибудут посланники из Ллаверса. Они направляются в Уцтке. Хотят повеселиться напоследок. Им нужна радость.

- Мне она тоже нужна, - выдавливаю сквозь спёкшиеся зудящие губы.

- Придержи язык, - затем небрежно бросает, - Аредэ ... Не сможет она сегодня. Поэтому ты будешь заменять её. Эти олумы хотят ярких танцев, весёлых песен, много красивых ашев, пьянящих напитков.

Разворачивается.

- И ты, слышала, именно ты устроишш-шь им незабываемое представление!

Тело застыло.

Послы из Ллаверса к уцтам. Видно не всё у них ладно. Невесёлая Дорога. Из разговоров, витавших по Дому радости, я помню, что место, куда направляются путники, не славится гостеприимством. Живущие в Уцтке отдалённо напоминали людские племена, схожие в чём-то между собой. Серые нелюдимые существа населяли топи, кое-где рассекаемые каменистыми тропами, чудом появившимися в этом зыбком месте. Они собирали болотные травы, варили из них отвары, чья целительная или противоположная этому сила проявлялась в зависимости от заказа и размера вознаграждения. Говаривали и про таинственные Болотные Огни. Что-то вроде оружия, сжигающего всё на своем пути: от живого существа до камня. Но чтобы они торговали им, никто не видел. Может кто и видел, но рассказать точно не сможет. Уцты не любили общаться, жили замкнуто, чужих не привечали, а если и привечали, то требовали плату. Жизнью. Тела их, вскормленные под тусклым светом топей, содержали мало энергии. А топи хотели есть. Их ублажали посланниками, неудачно вытянувшими жребий. Сытые топи давали больше трав и кормили своих детей.

Что же случилось с Аредэ? Эта нежная аргурская богиня радости озаряла своим смехом и радостью серость дней. Рядом с ней мир становился ярче и иллюзия свободы становилась почти осязаемой.

Неужели чья-то алчность и ненасытная жажда удовольствий сломала и этот цветок?

Вурхан видимо задумал неплохо разжиться на ожидаемых постояльцах, раз готов выставить меня на почти всеобщее обозрение. Безысходность и злость срываются:

- А не боишься , великоуважаемый Орзуд, навлечь на свою благородную голову гнев Высших? Или осторожность ушла из этого убогого места?

Больно.

Часть 4. Ночной друг

Надрываются колокольчики на ярком покрывале в моих руках.

Это не со мной. Это просто сон. Просто сон. Сон. Он сейчас закончится.