«Ты всё ещё жива», — мерзкий голос этой девчонки вновь раздаётся у меня в голове. Она мне мстит за сестру, как я и боялась… И она считает, что я не переживу эти Игры. Отчего-то от одной этой мысли всё внутри меня закипает. Я мельком осматриваю весь зал. Все они — профи, прочие трибуты, да и распорядители, обеспокоенно разговаривающие сейчас друг с другом, — не верят, что я переживу хотя бы первую ночь.
Повинуясь мимолётному желанию, я хватаю лук и внимательно прицеливаюсь. На секунду я закрываю глаза, но лишь для того, чтобы представить на месте манекена Омел. Отпускаю тетиву и бросаю лук на стол, уходя прочь.
— Прим! — доносится до меня голос Рори.
Я оборачиваюсь, и вижу стрелу, попавшую прямо в «сердце» манекена.
========== Глава 11 ==========
— Прим, — тихий голос Рори словно будит меня. Мы сидим за столом, вокруг нас ходят трибуты, то и дело бросающие на нас удивленные взгляды. Кажется, уже перерыв. Или меня просто кто-то привёл сюда на какое-то время? А я даже и не заметила. Хотя, неудивительно, если учесть, сколько успокоительного мне вкололи…
После того, как увели Омел, я всё помню очень смутно: то, как я в приступе гнева стреляю из лука, мою истерику, голоса врачей, глаза-стекляшки близнецов и холодные руки Рори на моём лбу.
Я поднимаю глаза и смотрю на Хоторна: вид у него несколько испуганный и напряженный, нос немного опух, а на коже еще видна уже подсохшая кровь. Я вспоминаю о том, что еще кто-то пострадал, пытаясь защитить меня от Омел. Быстро пробегаюсь взглядом по лицам других участников и нахожу лишь одного парня, который держит под глазом пакет со льдом.
Эртер.
Неожиданно. Я могла бы понять, если это был Ларс или даже Остин, но он…
Профи, который пытается защитить другого трибута. Нет, определённо, тут что-то не так.
Неожиданно до меня доносится голос Рори:
-Вообще-то сейчас ещё не время перерыва, но если хочешь, то можешь поесть, — говорит он, пододвигая ко мне тарелку. Я смотрю на её содержимое и чувствую лёгкое урчание в животе, однако в горло и кусок не лезет. Странное ощущение. Я поднимаю глаза от стола и снова сталкиваюсь взглядом с Эртером.
— Я тоже удивился, когда увидел его там, — тихо говорит Хоторн, заметив, куда я смотрю.
— С ним что-то точно не так, — шепчу я, по-прежнему не спуская глаз со Второго.
— О чём ты?
— Профи, который ведёт себя не как профи — что тут нормального? — приглушённо шиплю я.
— С этими Играми всё не так, — бормочет он, разглядывая содержимое своей тарелки. — Иногда возникает ощущение, что… — тут он неожиданно замолкает, точно испугавшись своих мыслей.
— Что? — переспрашиваю я.
— Ничего, — отмахивается он, начиная делать вид, что ищет в зале кого-то.
— Если начал говорить — говори.
— Я о том, что Омел и ты попали сюда не случайно, — тихо, буквально на одном дыхании, произносит он.
— Жатвы во Втором и Двенадцатом проходят в разное время. Она не могла знать, что меня уже выбрали.
— А Пит так не думает, — лишь бросает Рори, укоризненно взглянув на меня, и тут же замолкает, оставляя меня наедине со своими мыслями.
Какое-то время мы молчим. Я отчаянно делаю вид, что ем, но кусок в горло не лезет. На самом деле судорожно размышляю:, а что, если он прав?
— И как теперь быть с Омел? — тихо спрашивает Рори.
— Я не знаю. Я уже ничего не знаю, — скорбным голосом отвечаю я. Ещё утром самой страшной мыслью для меня был сегодняшний показ, а теперь… Как быть с Омел? Почему так получилось, что она и я попали сюда в одно время? Почему Эртер так себя ведёт? Слишком много вопросов и слишком мало ответов.Нужно будет серьёзно поговорить с Китнисс: может, хоть она чего-то прояснит…
Мимо нас проходят девочки-десятилетки из Одиннадцатого и Десятого — очередной недолговечный союз, что распадётся ещё до заката первого дня по причине смерти. Они шепчутся друг с другом об Омел.
Странно, но сейчас я не чувствую отвращения к ней. Только жалость. Ей всего двенадцать. Столько же, сколько было и мне в тот год, когда я чуть ли не попала на Игры. Маленькая девочка, которая только совсем недавно перестала играть в куклы. Маленькая, невинная девочка. Что сделал с ней Капитолий? Он не просто сделал из неё убийцу, он сделал из неё переродка. С раннего детства в ней не только воспитывали любовь к Капитолию, но и любовь к убийствам, любовь к запаху крови и предсмертным крикам. Пит говорил мне, что в десять-двенадцать лет дети во Втором дистрикте только поступают в Академию — место, где их готовят к Играм — и то не все, такие случаи редки. Чаще — дети на год-два старше. Она же точно выросла там. Хотя, кто знает. Мирта на интервью перед 74 Голодными Играми особо не рассказывала о своей семье, даже правильней сказать, совсем не рассказывала, лишь красочно описывала свою «волю к победе»…
***