Наконец брачный договор был составлен. Подпись лорда Дугласа была отчетливой; он оказался левшой. Его средними именами были Эндрю и Ротхерст. Она столького о нем не знала! Большой камень в его перстне переливался в свете свечей, и Сефора обрадовалась ему, как старому знакомому.
Когда с делами было покончено, отец достал бутылку дорогого красного вина, которое он редко открывал. Дворецкий расставил пять бокалов, но Се-фора не стала пить; она вертела свой бокал в руках. Ей казалось, что она опьянела и без вина. Лорд Дуглас не только богат, но и щедр. По его настоянию составлен такой брачный договор, который устраивает их обоих. В ходе переговоров он старался сделать так, чтобы она участвовала во всех важных обсуждениях, где могла бы высказать свое мнение.
На том встреча закончилась. После быстрого и официального прощания он ушел. С этим человеком она завтра должна была сочетаться браком! Их обвенчают в час пополудни в церкви Святой Марии…
Допив вино, отец взял и ее бокал.
– Ни к чему переводить хорошее вино! Ну, доложу я тебе, иметь дело с Сент-Картмейлом легче, чем с Уинбери, – заметил он, допив второй бокал. – По-моему, Дуглас либо святой, либо дурак, ведь он уступает и деньги, и предприятия. Что ж, как говорится, время покажет! Сефора, ради твоего блага искренне надеюсь на первый вариант.
Под вечер домой вернулась Мария. Сефора обрадовалась, услышав, как сестра взбегает по лестнице. Дверь комнаты распахнулась настежь. Сестра на ходу развязывала ленты шляпки.
– Сефора, просто не верится, что столько всего случилось за те два дня, что я помогала Рейчел Аттвуд после рождения ребенка! Значит, Ричард наконец убрался навсегда, а его место занял лорд Дуглас? Даже в самых дерзких снах я и вообразить не могла такой удачи!
Сестры обнялись посреди комнаты. Мария немного замерзла после поездки через весь город; Се-фора была разгорячена от огня. Они обнялись так крепко, словно не собирались никогда расставаться.
– По-моему, Фрэнсис Сент-Картмейл предложил мне стать его женой из чувства вины, – сказала Сефора час спустя, после того, как рассказала сестре о произошедшем во всех мельчайших подробностях.
Мария покачала головой:
– В обществе о нем сплетничают много лет. Ты в самом деле считаешь, что такого, как он, можно к чему-то принудить, если он сам того не желает? Неужели ты думаешь, что на него подействовали бы злоба Ричарда или гнев папы? Ты говорила с ним наедине? Ты спросила, почему лорд предложил тебе руку и сердце?
– У меня еще не было такой возможности. Он приехал вчера и сказал папе о своих намерениях, а сегодня вернулся с адвокатом, и все скрепили официально. В то короткое время, когда отец позволил нам поговорить наедине, он в основном повторял, что ни за что меня не обидит, а я не в силах была вымолвить ни слова.
– Ты его любишь?
Сефора плотнее запахнулась в пеньюар; ей показалось, будто в комнате вдруг стало холодно.
– Я не знаю, что такое любовь. Когда-то мне казалось, будто я люблю Ричарда, но… – Она не договорила. – С Фрэнсисом Сент-Картмейлом я… чувствую себя защищенной.
– Настолько защищенной, что можешь рисковать? Настолько защищенной, что можешь быть самой собой? Настолько защищенной, что понимаешь: твое мнение ценно и важно?
– Да.
Мария от души рассмеялась и упала на подушку.
– Я уезжаю, а вернувшись, узнаю, что моя сестра восстала против всех запутанных и строгих традиций общества, к которому она всегда принадлежала, и нисколько не раскаивается! Мама в постели с нюхательными солями. Папа прикидывает финансовую состоятельность нового жениха… А в обществе по-прежнему сплетничают о падшем ангеле, который вдруг очутился в немилости! Знаешь, Сефора, мне, наверное, следует чаще ездить к подруге! Да-да, в самом деле!
– Ты будешь завтра стоять рядом со мной на церемонии?
– Завтра? Боже мой! Неужели ты выходишь замуж завтра?!
– Сент-Картмейл получил особое разрешение. Я надену синее шелковое платье – мне сшили его к балу у Крессуэллов в начале сезона, но я не ездила на тот бал, потому что заболела.
Ее самое роскошное платье было богато отделано серебристой парчой и брюссельскими кружевами. На рукавах и по подолу шли вышитые серебром цветы и раковины. Удивительным в нем было то, что на свету платье переливалось необычайным образом.
Сефора сама себе удивлялась. Неужели сейчас она способна думать о столь ничтожном предмете, как цвет и фасон платья? Но если она не будет думать о чем-то мелком и простом, она просто распадется на куски! Будет ли Фрэнсис Сент-Картмейл настаивать на первой брачной ночи до того, как они сумеют получше узнать друг друга? А может, он просто увезет ее в свое фамильное поместье в Кенте и там оставит – нежеланную супругу, женщину, которая стала его женой в результате целой вереницы глупых ошибок? Неподходящая невеста…