Осенний холодок. Пирог с грибами.Калитки шорох и простывший чай.И снованеподвижными губамикороткое, как вздох: «Прощай, прощай…»«Прощай, прощай…»Да я и так прощаювсе, что простить возможно, обещаюи то простить, чего нельзя простить.Великодушным мне нельзя не быть.Прощаю всех, что не были убитытогда, перед лицом грехов своих.«Прощай, прощай…»Прощаю все обиды,обеды у обидчиков моих.«Прощай…»Прощаю, чтоб не вышло боком.Сосуд добра до дна не исчерпать.Я чувствую себя последним богом,единственным умеющим прощать.«Прощай, прощай…»Старания упрямы(знать, мне лишь не простится одному),но горести моей прекрасной мамыпрощаю я неведомо кому.«Прощай, прощай…» Прощаю, не смущаюугрозами, надежно их таю.С улыбкою, размашисто прощаю,как пироги, прощенья раздаю.Прощаю побелевшими губами,пока не повторится все опять:осенний горький чай, пирог с грибамии поздний час – прощаться и прощать.
Времена
Нынче матери всесловно заново всехсвоих милых детей полюбили.Раньше тоже любили,но больше их хлебом корили,сильнее лупили.Нынче, как сухари,и любовь, и восторг,и тревогу, и преданность копят…То ли это инстинкт,то ли слабость души,то ли сам исторический опыт?Или в воздухе нашем само по себеразливается что-то такое,что прибавило им суетливой любвии лишило отныне покоя?Или ждать отказавшись, теперь за собойоставляют последнее словои неистово жаждут прощать, возноситьи творить чудеса за кого-то другого?Что бы ни было там,как бы ни было тами чему бы нас жизнь ни учила,в нашем мире цена на любовь да на ласкуопять высоко подскочила.И когда худосочные их сыновьялгут, преследуют кошек,наводняют базары,матерям-то не каины видятся – авели,не дедалы – икары!И мерещится имсквозь сумбур сумасбродствдочерей современных,сквозь гнев и капризыто печаль Пенелопы,то рука Жанны д’Арк,то задумчивый лик Моны Лизы.И слезами полны их глаза,и высоко прекрасные вскинуты брови.Так что я и представить себе не могуничего,кроме этой любови!