Читаем Надгробные речи. Монодии полностью

Приведенный отрывок является частью диалога Платона «Менексен», создание которого относится ко времени заключения так называемого Анталкидова мира с персами, весьма позорного для греков, так как согласно его условиям греческие города Малой Азии, а также остров Кипр передавались во власть персов, в то время как над городами материковой Греции (включая Афины), в целом сохранявшими свободу и независимость, устанавливалось главенство Спарты. Основу диалога составляет надгробная речь Сократа, якобы слышанная философом от Аспазии, супруги Перикла, и предназначавшаяся для произнесения на ежегодном чествовании памяти погибших за родину афинян. Речь отвечает традиционному для эпитафия канону, в соответствии с которым в ней восхваляется военная и политическая история Афин от легендарных времен до современности. Однако ввиду недавних событий, к которым приурочено написание диалога, эта речь звучит несколько саркастически. Впрочем, сарказм Платона касается здесь не столько самого города, сколько популярных среди афинян выступлений ораторов, обыкновенно расточающих излишние и не всегда заслуженные похвалы, говоря при этом «очень красиво» и «украшая свою речь великолепными оборотами»; по словам Сократа, они «чаруют <...> души», «превозносят на все лады <...> город», а также его жителей — и в результате последние сами себе начинают казаться «значительнее, благороднее и прекраснее», чем они есть на самом деле (Платон. Менексен. 235a—b. Пер. С.Я. Шейнман-Топштейн). Однако, несмотря на отчасти пародийный характер надгробной речи Сократа, в ней угадывается явное желание самого Платона упрочить авторитет Афин в неблагоприятно складывающихся для них обстоятельствах, напомнить грекам о славном прошлом города, о его верности идеалам свободы и равенства, о той поддержке и помощи, которую афиняне на протяжении всей истории оказывали слабым и угнетаемым полисам Греции. Картина длительной совместной борьбы греков с персами под предводительством Афин, в сжатом виде данная затем в «Законах» (см.: III.698b—700a), приобретает в этом диалоге Платона поистине риторический размах. Более того, произнося надгробную речь в честь погибших сограждан, Сократ, следуя правилам жанра, не только идеализирует роль Афин во всеобщей греческой истории, но и стремится оправдать явные просчеты и неудачи афинян, невзирая на упадок их былого могущества (свидетелем которого, между прочим, Сократ являться не мог, ибо ко времени описываемых событий (380—370-е годы до н. э.) его уже не было в живых) (см.: Платон. Менексен. 244c—24ба). Это ясно говорит о том, что главной идеей диалога Платона является попытка реабилитации Афин в условиях глубокого социально-экономического и политического кризиса, охватившего как сам город, так и весь греческий мир после окончания Пелопоннесской войны.


ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ РИТОРИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ О ЖАНРЕ НАДГРОБНОЙ РЕЧИ

Менандр Лаодикейский

ОБ ЭПИТАФИИ

Фрагмент трактата «Об эпидейктическом красноречии»

Трактат ритора Менандра Лаодикейского «Об эпидейктическом красноречии» первоначально являлся, по всей видимости, частью обширного сочинения под названием «Риторика» («Τέχνη ρητορική»), которое пользовалось большим авторитетом в поздней античности. Настоящий трактат посвящен различным жанрам эпидейктического (торжественного) красноречия, в том числе — эпитафию и монодии, и содержит не только их общий обзор, но и детальную характеристику. Являясь по существу скорее компилятивным, он тем не менее обладает для нас особой значимостью, поскольку представляет собой единственный дошедший от античности риторический компендиум, в котором специально рассматривается теория эпитафия и примыкающего к нему жанра монодии и даются подробные рекомендации по составлению речей этого жанра.


Менандр Лаодикейский

О МОНОДИИ

Фрагмент трактата «Об эпидейктическом красноречии»


Теон Александрийский

О ПОХВАЛЕ И ХУЛЕ

Фрагмент трактата «Подготовительные упражнения»

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

История животных
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого. Вычитывая «звериные» истории из произведений философии (Аристотель, Декарт, Гегель, Симондон, Хайдеггер и др.) и литературы (Ф. Кафка и А. Платонов), автор исследует то, что происходит на этих границах, – превращенные формы и способы становления, возникающие в связи с определенными стратегиями знания и власти.

Аристотель , Оксана Викторовна Тимофеева

Зоология / Философия / Античная литература