Надломленный мозг

— Не тот случай, Мышонок! — отрицательно покачав головой, ответил Сихонов. — Не тот! Сначала выживи!

— Давай без ножей, Тимур, — продолжал просить Мышонок, суетливо двигая всем телом.

Пауза, которую сделал Сихонов, дала надежду, что он может уступить. Однако тот произнес:

— Не хочешь нож? Пуля тебе нравится больше? Хорошо. Условие принимаю! — Кивнул головой.

И подручный, который перед этим подавал ножи, нажал на спусковой крючок — пуля вошла Мышонку в сердце. Даже не охнув, тот обмяк, упал на спину, раскинув руки. Тимур ухом не повел, как будто не обратил внимания на упавшее тело, точно ничего не произошло, что можно было считать неожиданным или ужасным. Нет, все как должно быть, как должно быть. Мышонок был, и Мышонка нет. Это его выбор, это он выбрал. Сихонов жестко, словно ударил наотмашь, спросил, обращаясь к Пегасу и Червяку:

— Ну? Чего ждете?

Развязка с Мышонком была стремительной, Пегаса и Червяка словно окатило водой, хотя они хорошо знали, как скор на руку Тимур. Поножовщина не была лучше пули, но она давала возможность одному из них остаться в живых. И, сжав пальцами рукояти ножей, они кинулись друг на друга. Червяк забыл о своих ранах — теперь от его проворства зависела его жизнь. Пегас тоже ни о чем, кроме собственной шкуры, в эти минуты не думал. Ножи резали воздух перед самыми лицами подельников, но каждому из них удавалось увертываться от собственной смерти. Первым, кто зацепил руку противника, стал Червяк. По руке Пегаса поползли струйки крови. Но он, впрочем, как и Червяк, не собирался отдать концы среди этих развалин и грязи. Странное дело: вся их жизнь состояла из грязи и крови, и какая разница, казалось бы, для них была, где они испустят дух? Ан нет — каждому хотелось отойти в мир иной в приличной обстановке. Чтобы не валялось тело на каких-то ошметках, как останки Мышонка. Они яростно махали ножами, выбирая момент, удачный для себя. Наконец нож Пегаса чиркнул по бедру Червяка. Смотреть на их предсмертную пляску Сихонову надоело, он подстегнул:

— Не тяните время! А то я сам потороплю!

И тогда Пегас пошел напролом, а Червяк не сумел защититься. Нож Пегаса вошел противнику глубоко в живот. Червяк охнул и уткнулся лицом в землю. Пегас, тяжело дыша, с окровавленным ножом застыл над его телом. Затем развернулся к Тимуру — его вид говорил о том, что он выполнил условие, поставленное Сихоновым. Усмехаясь, Тимур смотрел мимо Пегаса:

— Смог, Пегас, смог! Своего подельника угробил! Почему же ты не смог управиться с мужиком на мосту?

— Квазимодо все испортил, Тимур, — отбросив нож, буркнул Пегас, пряча глаза.

— И где же теперь Квазимодо? — нагнул голову Сихонов.

— Утонул, — отозвался Пегас, переступая с ноги на ногу. — Я же говорил уже.

— Говорил, говорил, — зло подтвердил Тимур. — Но почему ты утопил Квазимодо, а мужика не утопил?

— Это случайность, Тимур! Я не топил Квазимодо! Он сам свалился в реку! — испуганно воскликнул Пегас, его губы дрогнули.

— Своих гробишь, Пегас! — жестко заключил Сихонов.

В свою защиту Пегас хотел еще что-то произнести и рот уже открылся, а руки вскинулись в жестикуляциях, но Тимур резко повернул лицо в сторону двух подручных и дернул головой. Прозвучал выстрел. В глазах у Пегаса замер вопрос: «За что»? Ноги сделали несколько мелких шагов, точно сами по себе собирались бежать отсюда. Но тело отяжелело, нести его стало невмоготу, и ноги подкосились, не выдержав веса. Пегас упал, не закрывая удивленных глаз. Тимур некоторое время смотрел туда, где лежал Пегас, но было совершенно непонятно, в какую точку конкретно устремлен его взор: на тело Пегаса или на душу убитого, которая в это мгновение покидала грешные останки. Наконец, оторвавшись от Пегаса, Тимур стал поворачиваться к Коршуну. И в этот миг произошло то, чего никак Сихонов не ожидал и чего, вероятно, еще минуту назад не ждал от себя Коршун. Но это произошло. Он словно прочитал мысли Тимура. Шустро сорвался с места, метнулся к ножу, отброшенному Пегасом, подхватил его с земли и в мгновение ока очутился рядом с Тимуром. Широкие плечи Тимура не успели заиграть мускулами, как на них повис Коршун. Тимур почувствовал на собственном горле острое лезвие ножа, точно так же, как не очень давно это чувствовал на своем горле Квазимодо, когда Сихонов готов был легко и просто чиркнуть по нему. Тимур впервые ощущал на собственном горле твердость металла, впервые узнал, как он жжет, врезаясь в кожу, впервые почувствовал, что означало выражение «быть на волосок от смерти». Не успели отреагировать и подручные Тимура. Лишь когда Коршун уже висел на плечах Сихонова, а из-под острия ножа выступили капли крови, они стали поднимать пистолеты. Но в эту секунду Коршун прошептал в самое ухо Сихонову:

— Если они двинутся, я отделю твою башку от тела! Мне терять нечего!