– Я не знал, что мы встретимся.
– Хочешь сказать, что у вас ничего с собой нет?..
– Сам посуди: идем вдвоем с драконом-пацифистом, несем мешочек с монетами… Может такое быть?..
– Х-м-м… Брахата! Нет, такого быть не может.
– И я об этом. Герцогу нужны сведения о том, какие силы у Шкварца собираются, вот так нужны, – Максим провел ладонью по горлу, – он и не поскупится. Придет твой человек, мы выкладываем монеты. Он делиться сведениями. Нет вознаграждения, ни слова не говорит, поворачивается и уходит. Ты ничего не теряешь. Я ничего не приобретаю. Но нам обоим это не выгодно. Поэтому такого, ни я, ни ты, не допустим. Подходит.
– Х-м-м… Подходит, брахата! – улыбнулся одними глазами галим. – Договорились! Жди моего человека.
– Через три дня. На рассвете, – предложил Максим. Если я задержусь, встреча откладывается ровно на сутки.
– Подходит. Где тебя искать?
– У входа в Курчатайскую долину разрушенная башня.
– Знаю, бывал там.
– Встреча в развалинах башни, на северной ее окраине. Пусть твой человек прокричит вороной четыре раза, потом еще два раза. Я выйду.
– Понял, мой человек придет.
Галим повернулся и, не прощаясь, ушел. У кодьяр было не принято прощаться. В этом мире кочевники до такого приятного обычая еще не додумались.
* * *
– Договорились? – дракон подошел, неслышно ступая, как будто он был у себя, в библиотеке, где царит святая тишина. Привычка.
– Вроде договорились. Через четыре дня его человек должен найти меня и сообщить сведения о силах Шкварца, и все, что галиму удастся узнать, о замыслах волшебника. Не знаю, как эти кодьяры… Держат свое слово?
– Стараются держать, если им это выгодно, – в глазах дракона Максим прочел вопрос: «А выгодно ли будет кодьярам передавать эти сведения?»
– Выгодно, – заверил Максим. – К этому времени мы встретимся с Ральфом и он, за эти сведения, охотно выдаст кодьярам соответствующее вознаграждение. А интересный у галима халат, – проводил Максим взглядом Гвидлия. – Я такую раскраску впервые вижу.
– Впечатляет, – подтвердил Эмилий. – Можно бесконечно любоваться. Но подобные халаты встречаются сейчас чрезвычайно редко.
– Похоже, над этим рисунком кокой-то самобытный художник работал.
– Самобытный?! Максим, ты не знаешь создателя этого поразительного творения? – глаза у библиотекаря, от удивления, стали почти круглыми. И столько было в его словах искреннего недоумения и изумления, что Максим почувствовал себя неуютно. Как будто он не знал, кто написал картину Шишкина «Утро в сосновом лесу». А Максим еще в детстве лакомился этими конфетами. Потом, в местном музее, даже видел авторскую копию картины. Хотя, возможно, копия была и не авторской.
– Эмилий, я еще слишком мало времени нахожусь в вашем герцогстве, – напомнил Максим. – Сам знаешь: то футбол, то поручения их светлости, то рыбалка, то надо идти к бабушке Франческе… Я еще ни в одном музее у вас не побывал. А рисунок любопытный. Но абстрактная живопись… Я, откровенно говоря, в ней не особенно секу. – Если по правде, то Максиму следовало признаться, что он вообще «не сечет» в абстрактном искусстве.
– Это копия творения великого и неповторимого Сарбита-Кузовского. – с нескрываемой гордостью сообщил Заслуженный работник библиотечного дела. Уж он-то всех великих знал наперечет. – Гениальный художник жил в прошлом веке, и создал всего двадцать шесть полотен. Некоторые искусствоведы утверждают, что более пятидесяти, но ты им не верь. Двадцать шесть, это точно доказано. Все остальные – подделки. Но из работ Сарбита-Кузовского, ни одно не дошло до наших дней полностью. Только восемь отдельных фрагментов его гениальных произведений. Остальное – копии, нанесенные на различные предметы, типа, глиняных кувшинов, носовых платков, шарфиков для девочек-подростков, халатов, подобных тому, что носит галим. Хотя, ходят слухи, что предки кого-то из баронов, припрятали кое-какие из драгоценных полотен, и теперь их потомки имеют возможность тайно любоваться ими. Такое вполне возможно.
– Чем он велик, неповторимый Сарбит-Кузовский?
– Сарбит-Кузовский создал новое направление в живописи, а если точней, то, вообще, в искусстве: Хромотитанизм. Это было как взрыв, как беспощадный луч света, разрывающий тьму. У него появилось немало последователей, но, к сожалению, среди них не оказалось, ни одного мастера, столь же яркого или, хоть бы, близкого по своему таланту, к основателю. А жестокие фанатики-эстеты (Максим не предполагал, что эстеты могут быть жестокими фанатиками, а само слово «эстет» звучать столь неприязненно) внесли свою лепту. Хромотитанизм был многократно обруган, заклеймен, а после смерти гения, под нажимом тех же эстетов, официально запрещен. Поэтому, нашел прибежище в народных промыслах: таких, вот, халатах, подносах, деревянных ложках…
– На халате, очевидно, фрагмент какой-то батальной картины? – Максим постарался доказать, что он к фанатикам-эстетам не относится и не одобряет их, а в живописи, вообще-то, разбирается.