Надоело

Он только не мог взять в толк, когда она успела увезти мебель. Помимо диванчика из комнаты исчез комод и двухстворчатый шкаф. Алексей бросился на кухню. Там вроде все было на месте. Но холодильник оказался почти пуст: лишь открытый пакет кефира, селедочный хвост, два куска зачерствелого черного хлеба и полбутылки водки. Гогулин прикрыл дверцу холодильника и заметил, что на окнах нет занавесок.

"Все забрала, зараза!" – раздраженно подумал Алексей, заходя в туалет.

Унитаз неприятно удивил своими ржавыми разводами. Вчера он был чистенький и блестящий.

Чтобы немного оправиться от шока, Алексей решил принять душ.

В ванной его ждало новое разочарование: пропала стиральная машина, а в раковине громоздилась гора грязного белья.

– Это она нарочно! – в сердцах воскликнул Гогулин. – Мало мне неприятностей на работе, так еще женушка решила масла в огонь подлить.

Он вернулся в комнату и обреченно бросил свое тело на софу. Заложив руки за голову, Алексей тупо уставился в потолок. Мысли в голове окончательно перепутались и постепенно растворились. В мозгу образовался совершеннейший вакуум, и Гогулину сразу стало легко. Так, ни о чем больше не думая, он забылся в полудреме и пролежал почти до обеда.

В прихожей противно затрещал звонок.

"А, явилась! – обрадовался Алексей. – Ну, поглядим, как она будет оправдываться".

На пороге стояла крупная женщина с довольно милым лицом. В руке она держала хозяйственную сумку. Гогулин сразу узнал в ней дворничиху. Каждое утро по дороге на работу он видел ее во дворе.

– Не ждал? – низким грудным голосом произнесла она.

– Простите, вы ко мне? – растерянно спросил Алексей.

– Гогулин, ты что, перегрелся? – Она решительно шагнула в квартиру. От нее пахло дешевым дезодорантом, прелой травой и потом. – Вроде на улице не жарко. Или ты выпил?

– Я?

– Ну, не я же. – Она прошла на кухню и стала доставать из сумки продукты. – Я тебе вот кое-что принесла. Голодный, небось?

Гогулин судорожно пытался понять, что все это значит.

– Извините меня, но… вы случайно не ошиблись? Ведь мы с вами, кажется, не знакомы.

– Что?! – вытаращила глаза дворничиха. – Это ты мне?

– Нет, ну я, конечно, помню, что вы работаете у нас дворником, но… Я даже имени вашего не знаю.

– Ах вот как? Стало быть, когда тебе плохо, так ты сразу ко мне бежишь: "Танечка, Танечка". Забыл, как третьего дня приполз, на коленях стоял? А теперь, значит, уже не нужна? Или ты себе другую нашел, кобель недобитый? – грозно басила она, наступая на него.

– Уверяю вас, вы обознались, – пытался оправдываться Алексей, пятясь, пока наконец не уперся спиной в холодильник. – Я никоим образом не мог приходить к вам ни третьего дня, ни четвертого, ни вообще когда-либо… Я женат! – отчаянно выкрикнул он. – У меня семья.

– Женат?! – Дворничиха уперла руки в бока и сощурила глаза, отчего они превратились в две щелочки. – С каких это пор? За четыре года, что мы с тобой работаем, я чегой-то ни о какой семье не слыхала. Уж не белая ли у тебя горячка, дружочек?

– Да что вы, в конце концов, себе позволяете? Я вам сейчас докажу! – Он наконец взял себя в руки и решительно направился в комнату, где над софой висела их семейная фотография.

И застыл у софы, потому что никакой фотографии не было. Вместо нее на стене красовался пошлый плакат с обнаженной блондинкой.

– Ерунда какая-то! – прошептал Алексей, оглянувшись на вошедшую за ним дворничиху Таню. – Я сейчас.

Он бросился в прихожую и вытащил из пиджака слегка помятый паспорт.

– Вот! – Он торжественно протянул дворничихе документ. – Можете сами убедиться.

Она неуверенно взяла паспорт и, искоса поглядывая на Гогулина, стала медленно листать страницы. Внезапный взрыв хохота, заставил Алексея вздрогнуть.

– Ну, ты меня насмешил! – утирая слезы, с трудом проговорила она и вновь залилась громким смехом.

– В чем дело? – Гогулин вырвал у нее из рук паспорт и тупо уставился на страницу с заголовком "Семейное положение".

Страница была абсолютно чистая.

– Этого не может быть! – воскликнул он и обессилено упал на софу.

Спустя полчаса Гогулин с безразличным выражением на лице сидел на кухне и машинально жевал бутерброды, которыми его потчевала Таня.

– Ну вот, молодец! – сказала она с удовлетворением в голосе. – А теперь иди, стели постельку, а я душик приму. Ты-то сегодня на работу опять не вышел, я одна с семи утра корячусь. Умаялась… И соскучилась!

Она подмигнула ему и скрылась в ванной.

Что было потом, Гогулин помнил смутно. Каким-то невероятным образом он очутился в постели вместе с этой здоровенной бабой. Два часа подряд она его бесцеремонно волтузила. Под конец Гогулин чувствовал себя не просто как выжатый лимон, а как трижды выжатый и потом еще засушенный лимон. Когда, после всех этих издевательств над его плотью, дворничиха Таня, отдышавшись, повернулась к нему и, изображая из себя не то искушенную любовницу, не то дикую кошку, стала игриво кусать его за ухо, он вскипел.

– Все! Довольно! Убирайся вон!

Видимо, кричал он так убедительно, что Таня даже немного испугалась. Но потом резко встала и, тряся могучими грудями, прошлепала босиком в ванную.