Надпись

Все это видел и ощущал Коробейников. Видения перелетали к нему, пропитывали его память, становились его собственной памятью. Две их жизни сплетались. Одна, гаснущая, переселялась в другую. Жизнь Коробейникова, потеснившись, пускала к себе жизнь Шмелева. Демиург с "третьим", огненным, глазом управлял этим таинственным слиянием. Делал операцию по пересадке мозга, переселению души.

Осциллографы с зубчатыми импульсами фиксировали каждый всплеск этого переселения, каждый страстный рывок сознания.

Коробейников видел, как хирургический щуп касается крохотного алого шарика, напоминавшего прозрачную, наполненную солнечным соком ягоду красной смородины. Это был центр творчества. Малая капсула, где скапливался эмпирический опыт и совершался чудодейственный синтез. Алая капля трепетала от прикосновения металла. Коробейников постигал творческую тайну Шмелева, когда в сознании возникало бестелесное, безымянное свечение, будто прилетал невидимый дух, распространяя тихое зарево. В это зарево стремились пылинки материи, корпускулы и молекулы жизни, создавая прозрачное облако – вместилище духа. Из пылинок и слабых молекул выстраивался незаполненный контур, зыбкий эскиз. Под воздействием творящего разума эскиз наполнялся полнокровными образами. Подводная лодка, ныряющая под полярные льды. Каргопольское полотенце с алым волшебным зверем. Текст Вернадского о торжестве ноосферы. Фрагменты работы Ленина "Государство и революция". Эмбрион, взращиваемый в живительной колбе. Космодром в казахстанской степи.

Образы толпились в реторте, переходили один в другой. Реторта накалялась, вскипала, дергалась пламенем. В ночи или в беседе с закадычным товарищем, в битком набитом троллейбусе или на тихой прогулке, всегда внезапно, случалось чудо. Реторта взрывалась, наполненная сияющей плазмой, и в буре огня вставал ослепительный ангел. Совершалось открытие.

Коробейников принимал от друга творящую силу, будто под черепом, наполненная солнечным соком, наливалась красная ягода.

Пинцет хирурга трогал темный мешочек с золотистым отливом, напоминавший ягоду черной смородины. Это было вместилище смерти. Кисет, в котором хранилась погибель, связывала его пуповиной с потусторонними силами, отбиравшими жизнь, вырывавшими душу из тела. Ягода казалась раздавленной, из нее сочилась лиловая жидкость.

Коробейников чувствовал, как в него вселяется смерть Шмелева. Знакомый подвал с макетом "Города Будущего". По овальным сводам и стенам бегут многоцветные слайды. Статуи, храмы, ландшафты. В их разноцветном мелькании голая Шурочка бесстыдно раздвинула ноги, поддерживает их под коленями. На ней, виляя толстыми ягодицами, вздрагивает голый Павлуша, и папоротник на его спине выглядит татуировкой. Этот образ был образом смерти. Коробейников чувствовал, как череп его размыкается и разум выпадает из трехмерного мира. В него врываются хаос и тьма. Он ужасается присутствию безмерной, бесформенной смерти, которая с корнем выдирает последние видения жизни.

Саблин, статный, красивый, с убеждающим страстным лицом, искренними любящими глазами, что-то внушал Шмелеву. Виднелись его шевелящиеся губы, прижатая к сердцу рука, резкий воздетый кулак. Не было слышно слов, но они волновали Шмелева. Тот кивал, соглашался, касался пальцем своего широкого лба, возносил указующий перст, словно соизмерял человеческий разум с абсолютным разумом Бога. Саблин обнял Шмелева. Поцеловались. Шмелев смотрел, как удаляется Саблин, – прямая спина, офицерская выправка, походка, в которой угадывался строевой шаг.

– Он прав, гениально прав!.. – бормотал ему вслед Шмелев. – Чтобы прекратилось страдание, надо исключить себя из страдания!.. Чтобы исключить себя из страдания, нужно исключить себя из мира!.. Мир не принял меня, и я не принимаю мира!.. Мир предал меня в лице самого дорогого, бесценного существа, и я этот мир отрицаю!.. Я хотел спасти этот мир, который задыхается от скудоумия, близорукости, отсутствия благородных и возвышенных целей!.. Хотел спасти коммунизм, над которым нависла беда!.. "Город Будущего" был спасением СССР, проекцией его в бесконечность… Но я устраняюсь из мира, уношу с собой "Город Будущего", обрекая СССР на крушение… Страну уничтожат не враждебные армии, не эпидемии, не удар метеорита. Ее уничтожит предательство. Человек, ничтожный и слабый, проникший в сердцевину страны, предаст ее и разрушит… Я устраняюсь, уношу с собой мой проект, отсекаю живой побег эволюции… Дерево коммунизма засохнет, не давая плодов!.. Как Эмпедокл, облачаюсь в белую мантию, в золотой венец и бросаюсь в Этну!.. Уношу с собой мои святыни!..

"Волга" с прицепом стояла у мастерской. Павлуша и Шурочка помогали грузить макет. Укладывали коробки с бабочками, слайды с картинами мира. Осторожно вносили в салон хрупкие, из пластмассы и пластики, башни, элементы "Города", напоминавшие зонтичные соцветия. Шмелев поправлял коробки, подбирал упавший на асфальт склеенный вертолетик: