Надпись

Коробейников, не понимая всей сути услышанного, прозревал устройство невидимого механизма, когда неповоротливые, громадные массивы явлений — тяжеловесные армии, упрятанные в шахты ракеты, неуклюжая, ведущаяся из года в год пропаганда, сеющая недоверие и страх, — приводятся в движение негромко сказанным словом, тайной встречей, брошенным вскользь намеком. Слабые, умело приложенные силы поворачивают громадные колеса истории, сдвигают материки, перемещают границы. В этой уютной московской гостиной находится невидимый пульт, на который жмут бесшумные тихие пальцы. От этих осторожных нажатий корабль истории меняет курс на ничтожные доли градуса, приплывая в конце концов совсем в другой порт. Заметин, похожий на фарфорового болванчика, мог значить для истории больше, чем генералы ракетных войск, подводные лодки новейших проектов или локальный конфликт.

— Ну а что нам ждать от «лаборатории бессмертия»? — Марк Солим обратился к доктору Миазову, который спокойно рассматривал окружающих, словно перед ним собрались его пациенты.

— Мы открываем чудесное отделение клинической терапии, где все оборудование создано на отечественных электронно-космических заводах, — ответил доктор так, как если бы делал краткий научный отчет. — Старость чем-то напоминает выход в открытый Космос. Становятся ненужными прежние функции жизни. Возникает потребность в новых, доселе отсутствовавших. Геронтология — это наука о вечной жизни, где человек, по мере старения, меняет среду обитания. Мы создаем аппараты, где создается среда, способствующая бесконечному продлению жизни. Только что установили барокамеру из титана, где пациент подвергается целебному воздействию кислорода, аномальное давление в сосудах сердца и головного мозга уравновешивается давлением в камере, в дыхательную смесь добавляются необходимые ионы и катионы, а ультрафиолетовые источники уничтожают вредоносную флору и фауну. Очень красивая барокамера напоминает космический аппарат. Думаю, через пару недель мы сможем пропустить через камеру всех членов Политбюро и секретарей ЦК.

— Нельзя ли и нам, хотя бы в ночное время, когда Политбюро спит, воспользоваться чудодейственной камерой? — мягко пошутил Марк.

— Приглашаю. Если вы здоровы, то испытаете блаженство. Если больны, почувствуете облегчение. В этой камере можно делать операции, принимать роды, снимать болевые шоки и психологические стрессы. Я провел эксперимент на себе. Заснул в камере, и мне снилось, что я летаю.

— Значит ли это, что вы помещаете в камеру секретаря ЦК, а через час выпускаете из нее летающего ангела? — наивно мигая голубыми глазками, спросил Заметин.

— В принципе, теория утверждает, что возможно создание таких условий, в которых наступает быстрая регенерация органов. У человека, хранящего в себе архетип птицы, могут вырасти крылья. Аппеляция к прарыбе может привести к появлению жабр. Человек, погруженный в архаическое, может покрыться волосяным покровом. Или, напротив, ускоренно эволюционируя, утратит волосы. Он даже может при известных условиях поменять пол. — Миазов говорил серьезно, словно учил студентов. И только в проницательных умных глазах блестела целлулоидная искорка смеха.

— Будьте очень осторожны с вашим изобретением. Иначе в Политбюро могут появиться пожилые женщины, — заметил Гришиани.

Все засмеялись, пригубили виски. Качали головами, представляя, как на заседание Политбюро, вместо медлительных, стареющих мужчин входят энергичные, с промытыми морщинами, старухи.

— Кстати, в прошлый раз вы упомянули о диагнозе «Первого», — мимолетно, словно о чем-то незначительном и нестоящем, спросил Марк Солим Миазова. — Он подтверждается?

— Развивается гипертония и прогрессирует отек печени, — сухо ответил Миазов.

— А у «Третьего»?

— Признаки язвы желудка и отложения в аорте.

— Вы говорили о тревожных симптомах у «Шестого».

— Они никуда не делись. Все признаки нарастающей опухоли.

— А как проходит лечение «Четвертого»?

— Вы же знаете, почка — его слабое место. Зато сердце отличное.