Надвинувшаяся тьма

Дорогая Рен!

Когда ты прочтешь это письмо, я уже буду в воздухе. Прости, что не попрощался, но, как ты мне написала когда-то, «иначе вы бы меня не отпустили». Я не хочу с тобой спорить, не хочу вспоминать тебя несчастной, плачущей или сердитой на меня. Хочу навсегда запомнить тебя такой, какой увидел сегодня, – в безопасности рядом с Тео.

Я попробую объяснить Зеленой Грозе, что Новый Лондон им ничем не угрожает. Новое оружие все изменило, но я верю, что генерал Нага – хороший человек и если он поймет, что мы, лондонцы, в сущности, такие же люди, как его народ, то отпустит нас с миром. Быть может, я даже уговорю его совсем отказаться от этого оружия. Я должен хотя бы попробовать.

Надеюсь, через несколько дней я вернусь и успею увидеть, как Новый Лондон отправится в путь, но если я и умру, это не важно. Если честно, Рен, я уже умираю. Так сказал врач в Перипатетиаполисе. Я умираю давно и скоро в любом случае умру, с помощью Зеленой Грозы или без нее.

Самое странное – я этим не слишком расстроен, потому что знаю – ты будешь жить дальше и увидишь много разных чудес, и когда-нибудь, надеюсь, у тебя тоже будут дети, они будут тебя и тревожить, и радовать, совсем как ты – меня. Я думаю, этому как раз и учит история: жизнь продолжается, даже если умирают отдельные люди и рушатся целые цивилизации. Простые вещи существуют всегда, повторяясь заново в каждом поколении. Что ж, я пожил свое, теперь твоя очередь, а я постараюсь добиться, чтобы в мире, где ты будешь жить, стало одной угрозой меньше…

Рен уже надела куртку и шагнула за порог раньше, чем Тео дочитал. Он обрадовался поводу прерваться. Письмо было слишком личное. Казалось неправильным в него заглядывать.

– Куда ты идешь? – спросил Тео.

– В ангар, конечно!

– Он уже улетел… Он сам говорит…

– Я знаю, что он говорит, но мы же не знаем, когда он все это написал! Он болен. Может, дорога заняла у него больше времени, чем он рассчитывал.

Рен не плакала, просто злилась на Тома, что держал такое в секрете от нее. И как он собирается без ее помощи долететь до Шань-Го?

Они с Тео побежали вместе – остановились только прихватить фляжку с водой на общественной кухне. Англи помогала готовить завтрак. Рен сунула ей в руки письмо и сказала:

– Разбуди мистера Помроя, пусть прочтет!

И побежала дальше, не дав Англи времени закидать ее вопросами.

День был хмурый, пасмурный. Рен почудился запах дыма – как будто огромная туча пепла от убитых городов за ночь приползла и навалилась на Лондон. Дальше по тропе хмарь становилась гуще, и груды обломков справа и слева от дороги казались призраками.

– А это правда, что твой папа говорит? – спросил Тео на бегу. – У него все так серьезно со здоровьем?

– Нет, конечно! – ответила Рен. – Это он нарочно, думает – я тогда не буду так расстраиваться, что он уехал в Шань-Го. У него иногда сердце покалывает, но от этого он пилюли пьет. Зелененькие такие.

Туман все сгущался. Ближе к восточному концу Холлоуэй-роуд уже на три метра впереди ничего было не разглядеть, а когда вышли из трубы, они оказались в мире сплошной белизны, даже лиц друг друга не видели, стоя рядом и держась за руки.

Сперва им показалось, что обоих дирижаблей нет на месте, но когда Тео врезался в стабилизатор «Археоптерикса» – стало ясно, что не хватает только «Дженни Ганивер».

– Кто идет? – раздался испуганный голос.

– Это я! Рен!

В тумане возникло сероватое пятно и, постепенно уплотняясь, превратилось в людей – Уилла Холсворта и Джейка Хенсона.

– Точно, это ты, – сказал Джейк.

– Проходи, друг, – прибавил Уилл.