Наедине с булимией. Обретая себя (СИ)

никому неинтересно на самом деле проявлять подобные альтруистические чувства к кому-то на

регулярной основе.

– Возможно, ты и права. Жалость к себе – это тупик. Но мне ведь ничто не мешает мне жалеть

других?

– Если это искренний порыв, то, скорее всего, нет, а если это способ почувствовать себя лучше,

чем ты есть на самом деле, то это станет первым шагом на пути назад. Ведь прежде, чем жалеть

себя или кого-то, нужно четко усвоить, что люди сами выбирают себе жизнь, которую они

проживают. Можно до конца дней плыть по течению под чьим-то руководством или с чьей-то

помощью, но умирают все равно все самостоятельно.

Она снова садится на подоконник, немного наклоняется вниз и шепчет, словно кто-то может нас

услышать:

– Смотри. Видишь, эту женщину, которая что-то варит на плите? Угадай, сколько ей лет?

– Не знаю. Может, тридцать пять. – Она смотрит на меня распахнутыми глазами и качает головой:

– Ей двадцать шесть! Ей двадцать шесть лет, а ее жизнь ей уже самой надоела. Каждое утро она

встает варить кашу своему мужу и двум детям и продумывает план на день: «Мне нужно вечером

обязательно постирать белье. А по дороге с работы купить курицу, ведь муж вчера заказал на ужин

жареную курицу. Забуду - он будет ворчать, говорить, что я плохая хозяйка. И картошку, да,

картошку обязательно – дети расстроятся, если не сделаю. Так, хорошо, посуду сейчас не успею

помыть. Или помыть, как назло ведь, свекровь придет. Нет, не успею, надо еще забежать на почту

после детского садика, занести письма к отправке. И полы. Сегодня вечером мытье полов, а то

подумают, что я неряха».

– Ну, и что? Обычная рутина. У каждого есть свои такие же мысли. – Я возмущаюсь. Она смотрит

на меня, как на малограмотную, и продолжает:

– Она сама выбрала себе такую жизнь, не понимая, что однажды проснется и поймет, что умирать

она будет в одиночку, что ничье хорошее или плохое мнение на это не сможет повлиять. Поймет,

что в день смерти уже поздно что-то пытаться изменить, так как ее жизнь пролетела со скоростью

ветра, не оставив за собой ничего, кроме размытых следов половой тряпки и грязных

картофельных очисток. Она станет обвинять всех вокруг за свое несостоявшееся счастье: мужа,

давно почившую свекровь, родителей, детей – всех-всех! И в один прекрасный день она умрет с

затаенной ненавистью на этот мир и завистью к тем, кто сумел прожить ее с учетом собственных

решений, а не чужых наставлений и мнений. Но это будет потом, сейчас же она теряет

драгоценные минуты в размышлениях о том, кто и что о ней подумает или не подумает. А разве

это важно?

– Но она же живет ради мужа и детей! Разве это плохо? Она пожертвовала своей жизнью ради их

благополучия. Жизнь ради долга – в литературе всегда воспевалась.

– У нее нет жизни, поэтому ей нечего жертвовать. – Она хмурит брови и неодобрительно качает

головой. – Теряя себя, человек теряет свою жизнь.

Молодая, как оказалось, женщина снимает кастрюльку с плиты, выливает содержимое по трем

тарелкам, достает из хлебницы хлеб и, нарезав его ровными ломтиками, выкладывает на стол.

Удовлетворенно кивнув, она выходит из кухни. Через какое-то время вся соседская семья уже

поедает свой ранний завтрак, что-то вяло обсуждая, при этом даже не смотря друг на друга, а

женщина, сложив руки на коленях, мечтательно гладит детей по голове. Видимо, ей кажется, что

сейчас она счастлива.

Я еще долго наблюдаю за соседями, собирающимися на работу. «Как хорошо, что у меня

выключен свет в комнате, а то они могли бы вызвать милицию с жалобой на то, что кто-то целую

ночь наблюдает за их квартирой», - мелькает в голове. Я стряхиваю эти мысли с себя, как дерево -

ссохшиеся листья, и задергиваю штору. Стрелки будильника показывают семь утра: пора и мне,

наконец, немного вздремнуть.

Глава 4.

Артур, не просыпаясь, подтащил меня к себе, скомкал, как котенка, и засопел дальше. Лучи

утреннего солнышка аккуратно выглядывали из-за темно-синей непрозрачной занавески, и

настойчиво, словно непоседливый ребенок, пытались разбудить меня.

«Какое прекрасное утро», - не открывая глаз, я расплылась в улыбке. Что-то теплое, большое,

пушистое наполняло меня изнутри. Ровное дыхание Артура создавало эффект маятника, погружая

меня в полугипнотическое состояние, раскачивая сознание на волнах хорошего настроения: вверх-

вниз, вверх-вниз.

Тело еще не потеряло ночной расслабленности, а след снов сохранился на сетчатке глаз, развевая

свой аромат по подушке.

«Как хорошо жить!» - я подняла одну ногу вверх и провела взглядом от большого пальца до бедра.

Затем проделала то же самое со второй ногой. Я чувствовала все свое тело: от ногтей пальцев ног

до макушки. Мне нравилось быть в нем, прислушиваться к нему – и оно отвечало мне

взаимностью. Я знала, что могу попросить и получить у своего тела все взамен на уважение,

понимание и преданность: острое зрение, хорошее самочувствие, красивую кожу, гибкие суставы,

легкость и изящность. Обратно я должна отдавать совсем немного времени для общения со своим

телом: немного по сравнению с целой жизнью и с количеством уже бессмысленно потраченного

времени.