Наедине с собой (СИ)

секретарь ЦК КПТ С. Ниязов. Речь в нем шла о ведущихся с незапамятных времен на территории

Средней Азии боевых действиях с участием русских войск. Конкретно называлось одно сражение

– взятие генералом Скобелевым крепости Геок-Тепе. Вот и учреждается день памяти погибших в

том сражении.

Позволю себе небольшое отступление. Сколько я ни жил в республике, часть интеллигенции в

кулуарах дебатировала вопрос: туркмены к России были присоединены насильно или вошли в ее

состав добровольно? Проблема – архиважная, особенно для малочисленного народа, живущего в

составе федерации. Так каков же ответ? Он в том, что правы и те, и другие. Ибо туркмены еще в

недавнем прошлом – разношерстные племена, проводящие, так сказать, собственную, не

согласованную друг с другом, политику. Те же йомуды, к примеру, просили царя взять их под свое

крыло на страх иранскому шаху, замучившему своими набегами. Племя же текинцев стояло

насмерть в крепости Геок-Тепе. Однако на факты радикалы закрывали глаза, требуя немедленной

исторической сатисфакции. Ответом на эти требования и должен был стать вышеупомянутый

указ. Такая вот краткая предыстория вопроса.

Споры в кабинете секретаря ЦК сразу же возникли по двум нюансам проекта. Первый, почему в

«День памяти» упоминается только геоктепинское сражение? Но тут как раз все было ясно: Сапармурат Ниязов – текинец, вот и возносит своих. Мы с Трубачевым отделались общими

репликами: какое дело нам, инородцам, до межплеменных распрей? Решили рекомендовать

первому секретарю внести в проект соответствующую поправку, дабы не обойти другие племена, также мужественно сражавшиеся против царских войск.

Второй нюанс – стоит ли оставлять в тексте фразу «явилась… следствием политики РУССКИХ

ЗАХВАТЧИКОВ»? Лично мне было ясно, как божий день: несмотря на то, что в указе будет идти

речь о прошлом, «русскими захватчиками» тут же станем мы, все инородцы многонациональной

республики. Об этом и сказал, осторожно выбирая фразы, дабы не обвинили в великодержавном

шовинизме. Меня поддержали даже туркмены, особенно те, кому было за 70. Они помнили

тридцатые и то, кто тогда нес народу зло, а кто – благо.

Только вернулся в редакцию, как мне по внутреннему звонит ответственный секретарь: номер

придется задержать, только что Туркменинформ заявил литерный материал, слава богу, небольшой – меньше двух страниц. Еще минут через сорок она зашел ко мне в кабинет с

телетайпной лентой в руках. По виду понял – что-то очень важное. Читаю и глазам не верю: это

Указ, уже подписанный Ниязовым. Так вот, в нем первый нюанс учли. Дабы не обострять

отношения между племенами. Определение же «русские завоеватели» оставили. Видимо, конфликт между титульной нацией и инородцами высшее руководство республики волновал мало.

Впрочем, не исключаю, кому-то он был и на руку.

Вечером, осуждая указ дома с супругой, решили однозначно: нужно уезжать!

***

Уже следующий день подтвердил правильность нашего вывода. Один из сотрудников

Гостелерадио ТССР (член КПСС, высшее образование) так прокомментировал в коридоре только

что прочитанный указ: «Русские солдаты поднимали наших детей на штыки, теперь сделаем то же

самое с вашими».

***

Чтобы получить права на вождение автомобиля, нужно представить справку о том. Что ты не

наркоман и не алкоголик. В диспансер за оной обратились я, моя супруга и инструктор ЦК КПТ

Михаил П. Прибыть за документами нам сказали через три дня. Однако товарищ отлучиться с

работы в указанное число не мог и попросил, предварительно связавшись с главврачом, чтобы его

«бумагу» забрали мы.

Пока ждали в очереди, я обратил внимание на чистые бланки, лежащие на столе. И прихватил

один. На работе его заполнил, поставив все данные Михаила Переплеснина. И вписал вердикт:

«Употребляет наркотические вещества». Наслюнявив, поставил печать профсоюзной организации

«Туркменской искры» не стал ждать появления (он по дороге домой пообещал заскочить и забрать

справку) кандидата в водители.

Вот и он. Еще раз здороваемся, обмениваемся новостями.

– Давай справку, я тороплюсь! – говорит, наконец, Михаил.

Достаю из нагрудного кармана три аккуратно свернутые бумаги. И начинаю выбирать его.

– Вот, бери! – протягиваю. – С тебя магарыч.

Михаил берет справку и начинает ее читать. Я в это время также внимательно, словно до этого

времени не было, изучаю свою. Однако боковым зрением вижу, как у инструктора ЦК начинает

лезть глаза на лоб.

– Они что там… совсем охерели?! (Трам-та-ра-ра-рам!).

– Что случилось? – «искренне» удивляюсь я.

– Да, б…, посмотри, что написали!

Внимательно читаю. И, глядя в глаза, спрашиваю доверительно:

– Вряд ли они могли допустить такую ошибку. Да еще в отношении работника ЦК. Может, все-

таки что-то было, а Миш? Мне-то ты вправе довериться. Заодно вместе что-нибудь придумаем.

Ведь права – еще полбеды. Куда хуже, если еще и с работы вылетишь!

Михаил кипятится, аж брызги изо рта, словно из чайника без свистка, летят. И уже грозится всех

поставить на уши. Я «проявляю благоразумие»:

– А может, хрен с ними, с правами?

– С какой стати?