Наедине

— Вы приставили к ней целый полк охраны, — выделяю голосом каждое слово, безуспешно маскируя нарастающую тревогу. — Беспокоиться не о чем, вы будете в курсе каждого ее шага.

— Нет, — перебивает Алина Сергеевна, вжимая голову в плечи. — Они подчиняются Толе, а я… Я еще ничего ему не говорила. Сима хочет уйти, на сей раз я не стану ей препятствовать. Пусть она уйдет, а я дам ей столько времени, сколько понадобится. Да все, что угодно… Пусть ей никто не мешает…

— Вы в своем уме?! — не выдержав, грубо встряхиваю женщину за подрагивающие плечи, но, заметив повысившийся ко мне интерес охраны, ослабляю хватку. — Как вы могли ее отпустить?

— Я не хочу, чтобы она что-то с собой сделала! — кричит актриса мне в лицо, обеими ладонями отталкиваясь от моей груди, и едва не летит спиной мимо распахнутой двери. На автомате придерживаю ее за плечо.

— Нет, этого не случится.

Вытаскиваю телефон и уже машинально набираю все еще недоступный номер. Глупые, отчаянные потуги развеять нестерпимое бездействие, но я больше ничего не могу сделать. Я понятия не имею, где нужно ее искать! Остается слабая надежда на то, что она побродит по городу и вернется в мою квартиру, но верится в такое с трудом. Не обращая внимания на присутствие Алины Сергеевны, которая, впрочем, не слишком интересуется моими действиями, набираю сестру и наконец-то слышу длинные гудки вместо обрывистых. Катя не сразу берет трубку, но когда ее голос раздается из динамика, я первым делом прошу сестру съездить ко мне и побыть там какое-то время до моего возвращения. Вряд ли все это имеет смысл, но вдруг?..

Закончив звонок, оборачиваюсь к актрисе, судорожно прижимающей заломленные ладони к груди:

— Где сейчас Юра?

— Его здесь нет, он… уехал.

— Куда?

— Обратно, к Толе. Он заезжал сюда по заданию мужа. Рассказал мне, что случайно столкнулся с Серафимой в доме, я пошла искать дочь, а он уехал и пока не возвращался.

Прекрасно. Насколько велики шансы на то, что в фантазиях моей сестры может быть смысл?

— Вы хорошо его знаете?

— Юру? — Алине Сергеевне сложно перестроиться под мои вопросы, я это вижу, но мне больше не остается ничего, кроме как ждать и пытаться выудить из актрисы хоть какую-то значимую информацию.

— Давно он на вас работает?

— Да, уже… несколько лет, — она тихо всхлипывает, опуская длинные ненакрашенные ресницы. — Толя ему доверяет.

— А вы?

— Я… не знаю, — она трясет головой. — При чем тут вообще этот Юра? Боже, где сейчас моя девочка… — актриса резко подается вперед и цепляется пальцами за мою руку, с надеждой заглядывая мне в глаза: — Прошу вас, верните мне ее. Сделайте что-нибудь, Миш, вы ведь можете, правда? — не отвечая, пытаюсь высвободиться, но она упорно цепляется за меня снова и снова. — А вдруг она больше никогда со мной не заговорит? Я этого не выдержу…

— Нужно ее найти, — говорю скорее сам себе, чем полувменяемой от переживаний женщине. — Возвращайтесь в дом, Алина Сергеевна. И позвоните мужу, — добавляю, подумав, что это будет не лишним.

Спускаюсь вниз по ступенькам и иду обратно к машине, никто из присутствующих не препятствует моему передвижению по территории. Загрузившись в салон, поворачиваю ключ, но какое-то время тупо сижу, не двигаясь, понятия не имея, куда должен ехать, какими путями сворачивать, чтобы отыскать Серафиму прежде, чем она успеет сделать какую-нибудь глупость. Набираю ее номер, слушаю в ответ короткие гудки, сводящие с ума монотонностью, сбрасываю и набираю снова. Какого черта меня понесло в эту больницу? Я не должен был оставлять Фиму, о чем прекрасно знал и ей же говорил накануне, но думал, ее родители могут присмотреть за ней не хуже меня. Рассчитывал, что им хватит соображений как следует скрыть не предназначавшуюся для нее информацию, не травмируя свою дочь еще сильнее. Но нет. Случилось то, что случилось, и это наша общая ошибка — моя тоже, раз уж я умудрился вляпаться в их сомнительные аферы, зная все, но позволяя им водить Фиму за нос под прикрытием благих намерений. Все мы хотели лучшего для нее, не задумываясь, что даже высшая цель не дает права распоряжаться чужой жизнью по своему усмотрению. Честно говоря, даже на это мне было плевать, я не соотносил себя с ними и их тайнами. Я был с ней. Пока Фима принимала все их скрытые манипуляции за чистую монету, двигалась ложными путями, пыталась заново отстроить свою жизнь в новых условиях, я вписывался в ее картину, был нужен ей, чем все-таки пользовался, не имея сил прервать нашу хрупкую связь даже ей во благо.

Если в итоге я ее потеряю, это будет моя вина. И их. Бросаю в сторону особняка неприязненный взгляд, и, буркнув себе под нос:

— Хренова актриса, — срываюсь с места.