Наедине

— Это возможно? — мой голос срывается всего на мгновение. — Вы мне не верили, вы никогда не пробовали понять, какого это — оказаться в моей шкуре, но лезли напролом туда, в чем вообще не смыслите. Вы думали, это ваш долг, справедливость? — я отскакиваю от нее, когда мама тянет ладонь к моему плечу. — Прекратите, оставьте меня в покое и никогда больше не приближайтесь, иначе я сама найду способ покончить со всем раз и навсегда. Например, перестану дышать, — цежу сквозь зубы.

— Симочка, что ты говоришь, — ахнув, мама прикладывает ладонь к левой стороне груди, а я вырываюсь вперед и почти бегу по коридору к выходу.

— Не вздумайте посылать за мной своих псов, иначе можете быть уверены, я сама положу этому конец, — бросаю через плечо, ускоряя шаг. Она что-то кричит мне вслед, но я больше не слушаю. Почти задыхаюсь. Мне нужно убраться как можно дальше отсюда.

Глава 31. МАРИОНЕТКИ

Миха

Поговорить с Павлом так и не удалось, к нему не пускали никого, кроме родителей. От них я узнал о том, что их сын потерян, раздавлен эпизодом в спортзале и так же, как все мы, не может понять, почему это произошло. Он полностью осознавал свои действия, по глазам друзей понимал, что заходит слишком далеко, нужно немедленно прекратить, но остановиться не мог, не владея собой в достаточной мере. Сожалея о случившемся, он также упомянул человека, подсказавшего парню виновника всех его проблем, но Павел не смог назвать никаких особых примет своего случайного собеседника. Павел оказался для меня бесполезен.

В общем, больницу я покидал не в самом радужном настроении, по пути набрал отцу и сообщил, что в ближайшее время собираюсь покинуть наш уютный спортклуб, а в перспективе и город. Отец был хмур, сослался на капитальную занятость и посоветовал мне завязывать с юмором, а когда до него дошло, что я не шучу, слушать дальше и вовсе отказался. Всю дорогу до обители Анатолия Степановича я поглядывал на соседнее сиденье в ожидании нового звонка, на сей раз от Катьки, подозревая, что отец непременно прибегнет к ее помощи по вправлению моего мозга, но телефон странным образом молчал. Не похоже на моих родственников.

Я собирался подождать Фиму в салоне, не заходя внутрь, но ее выключенный телефон, и то что условленное время давным-давно вышло, заставляет меня выбраться из машины и немного прогуляться в сторону ворот. Одна из ведущих внутрь створок приоткрыта, что вряд ли типично для семейки Серафимы. Я проскальзываю на территорию без всяких препятствий, лишь на подходе к парадному входу замечаю одного из охранников, спешно выбирающегося из каменной пристройки мне навстречу. Но, привлеченный стуком входной двери, не успеваю с ним заговорить. Слабый женский голос дает охране отбой и просит меня подойти.

— Алина Сергеевна, — я приближаюсь. Мать Серафимы придерживается ладонью о дверной косяк, не двигаясь дальше порога. Выглядит так, точно из нее стихийно откачивают воздух, а она сопротивляется этому из последних сил. — С вами все в порядке?

— Она ушла, — услышав свое имя, актриса поднимает на меня блеклый, ничего не выражающий взгляд.

— Куда ушла? — не уточняю, о ком она говорит.

— Я не знаю. Просто ушла, — женщина обхватывает свое тело ладонями; ее нижняя губа начинает очень мелко дрожать, выдавая стрессовое состояние, что в совокупности с молчащим телефоном Фимы и свободным доступом на территорию дома очень мне не нравится. Я и сам начинаю заметно нервничать:

— Что тут произошло? — спрашиваю с преувеличенным спокойствием, останавливаясь на крыльце рядом с актрисой, которая теперь беспомощно жмется к двери, не реагируя на мои вопросы. — Алина Сергеевна! — она вздрагивает. — Где ваша дочь?

— Она… — по бледным щекам женщины катятся крупные слезы. — Она все знает…

— Что — все?

— Все. Абсолютно все. Она… Столкнулась в доме с Юрой, а потом как-то нашла в Толином кабинете планы Клуба и… все поняла, — глаза актрисы неестественно округляются, в глубине их плещется прозрачная влага.

— Черт, — опираюсь ладонью о внешнюю стену особняка, подстегивая себя соображать здраво и по возможности быстро.

— Я не знаю, что делать. Мы всего лишь пытались уберечь ее от падения… Да, мы были готовы пойти на крайние меры, любые методы казались нам призрачным шансом, поэтому мы испробовали все, что только можно, но ничего не помогало! Пока нам не предложили пойти ей навстречу и дать нашей девочке то, чего она хочет — свободу. Я не хотела этого делать, боялась потерять ее навсегда, но Толя убедил, что в нашем положении выбирать не приходится, и это может сработать. Так оно и вышло… Сима не должна была узнать… В этом весь смысл — заставить ее поверить в жизнь, взять судьбу в свои руки, почувствовать свою власть над ней и вернуться обратно, снова стать прежней. Мы просто хотели вернуть нашу дочь, неужели это так ужасно?!

— Помолчите, — оборачиваюсь к актрисе, чьи оправдания мешают мне сосредоточиться, но она не слушает:

— Я так боюсь за нее…