— Баранки, гну! Корнилов Лавр Георгиевич, русский военачальник, генерал от инфантерии. Военный разведчик, военный атташе, путешественник-исследователь. Герой русско-японской и Первой мировой войн. Верховный главнокомандующий Русской армии. В годы Гражданской войны — один из руководителей Белого движения на Юге России, один из организаторов и главнокомандующих Добровольческой армии, — выдал я по памяти историческую справку. — Именно Корнилов мог за пару месяцев до Октябрьской революции прижать к ногтю временное правительство и избежать восстания большевиков. Ты об этом же генерале Корнилове или другом?
— Чо?
— Через плечо!
— Нет, я о другом генерале Корнилове, о том, что лежит сейчас в носилках. Он возглавил операцию Возмездия. После налета турков на Крым и Новороссийск, сводный отряд под командованием генерала Корнилова высадился в портах Синопа и Герзе. С боями, за сутки они прошли двести пятьдесят километров, достигли Анкары, где знатно напугали турок. Именно после этого, турецкое руководство вывело свои войска из Крыма.
— А как он плен попал? — спросил я.
— Не знаю, злые языка говорят, что его выкрали турецкие спецслужбы.
— Сплетничаете? — раздался ехидный смешок поблизости.
К нам обращался один из «бомжей». Высокий, худой, как жердь молодой мужчина с аккуратно подстриженной, шкиперской бородкой. Наголо выбритый череп, украшали два кривых шрама, в левом ухе серьга в форме гайки, на правом плече татуировка: кулак сжимающий автомат на фоне пятиконечной звезды. Одет «бомж» был в порванные джинсы, замызганную рубаху с оторванными рукавами, поверх которой накинут «лифчик» с подсумками. На груди висит карабин М-4, за спиной винтовка с оптическим прицелом.
— Стёпа, — представился бомж. — Друзья зовут Винт. А вас как звать величать?
— Алексей Седов, — ответил я. — Друзья зовут — Иваныч.
— Спасибо за помощь, Фома рассказывал, что вы вчетвером знатно отличились в недавнем бою, нам, опять же с погоней помогли. Правда, руки бы оторвать тому, кто фугас мастерил, взрывная волна пошла в обратную сторону, если бы сделали все по уму, то можно было обе гравицапы бармалеев одним махом уничтожить, а так наш грузовичок, как кувалдой приложило, чуть Олега Михайловича по стенкам не размазало, думали не выживет. Не знаешь, кто заряд ставил? — с хитрым прищуром спросил Винт.
— Я ставил, — спокойно ответил я. — Как правильно это делать я не знаю, никто не учил, видел пару раз, как другие делают, вот и смастерил по памяти.
— Хорошо, что сам сознался. Это правильно, — кивнул Винт, — я при Михалыче, вроде как главный контрразведчик, поэтому для меня главное знать, что за люди нас окружают. Расскажешь о себе?
— А что до сих пор ничего не выведали? — удивился я. — Целые сутки лежал без памяти, могли парней расспросить.
— Могли. И расспросили, но они у тебя, все как на подбор: один немой, — Винт кивнул на Серегу-пулеметчика, — второй, по-русски, не бельмеса, третий либо шутник, либо умалешенный, который все темы переводит на разговоры про город-герой Керчь. Они даже не сознались, что это ты ставил заряд, хоть мы это и так знали, — улыбнулся Степан. — Фома и Петрович, про тебя особо ничего не знают. Нет, можно, конечно, расспросить с пристрастием, но зачем?
— А чего тут рассказывать? В мирные времена: учился в аспирантуре, преподавал в университете, участвовал в общественной и политической жизни ВУЗа, в общем, крутился помаленьку, зарабатывая на хлеб с маслом. Как вся эта муть с вирусом началась, ушел в леса, там отсиделся, как началось военное вторжение, немного повоевал. Потом перебивался разными подработками, живя там, где есть чем прокормиться. От крайней нужды подался в пираты, но как сам видишь, тоже не очень удачно. Наша шаладна ушла, оставив нас здесь, на турецком берегу.
Степан задал несколько уточняющих вопросов, я ответил, потом мы разговорились на посторонние темы, вспоминая мирную жизнь, попробовали отыскать общих знакомых, выяснилось, что когда я был в командировках в Москве, то жил в одном доме с двоюродной сестрой Винта. После этого, все скатилось к воспоминаниям о погибших в московском теракте 9 мая.
Винт понемногу выведывал у меня, мое отношение к происходящему, пытался понять «чем я живу». Понимая это, я срезал острые углы в разговоре, чтобы не сказать слишком многого, но и не дать понять собеседнику, что у меня есть какие-то тайны и заморочки. Время сейчас такое, что пустить пулю в висок проще, чем жить бок о бок с очередным «странным типом».
— Так, может все, наоборот, к лучшему, — Винт почесал обгоревший нос. — Покажите себя с хорошей стороны, вольетесь в нашу команду, ребята вы боевые! Только одно условие — не врать! Понял, все должно быть по честному, без второго дна!
— А на кой это нам? — усмехнулся я.
— Как это на кой? — притворно удивился Степан. — Колхоз дело добровольное: хочешь, вступай, не хочешь — к стенке!
— То есть или с вами, или к стенке? — уточнил я.
— Именно!
— И где надо подписываться кровью?