— Нигде, хватит проливать кровь, вы её уже достаточно пролили. Ладно, рад, что поговорили, вижу, что ты парень правильный, надежный. Опять же, твои парни за тебя горой, а это тоже о многом говорит. На будущее, хочешь добрый совет?
— Давай.
— Замирись с Витой.
— С кем? — не понял я.
— С дочкой генерала Корнилова, — Винт украдкой кивнул в сторону девчонки с аппетитной попкой. — Она немного с придурью, но это неудивительно, зная, что она пережила.
— Так, я вроде с ней и не сорился.
Я более внимательно посмотрел на девушку, она видимо почувствовала мой взгляд, обернулась. Я состроил самую милую и заискивающую гримасу, на которую был способен и даже послал воздушный поцелуй, в ответ получил «фак».
— Ага, не сорился, а кто ей чуть челюсть не своротил?
— Так, то случайно, — оправдался я. — Обычно я женщин, стариков и детей не бью!
— В общем, я тебя предупредил. Потом с тобой генерал захочет поговорить. Советую отвечать честно, не грубить, но и не лебезить. Понял?
— Понял, — ответил я.
Винт вернулся к носилкам, где сменил одного из переносчиков. Мы шли дальше, двигались не особо быстро, приноровившись к ходу носильщиков. Шли вдоль моря, на удалении от береговой линии, примерно в полукилометре. Вечерело, через час должно было совсем стемнеть.
Объявили привал. Мы с парнями разместился вместе, под прикрытием поваленного дерева. Пока Серега и Ванек, сооружали навес из веток, я и Гарик приготовили ужин. Я соорудил похлебку из горохового концентрата и пары рыбных консерв. Получилось весьма неплохо, по крайней мере, сидящие по соседству бойцы поводили носами в нашу сторону и жадно сглатывали слюну. Пришлось пожертвовать последней банкой рыбы в масле и горсткой, найденного на дне концентрата и приготовить еще половину котелка рыбного супа. Этот котелок Серега отнес генералу. Отдавая варево, он чего-то там нашептал девушке, активно кивая на меня. Вита повернулась, смерила меня злым взглядом, вновь показал «фак», но от угощения не отказалась и принялась кормить с ложечки отца.
Определив очередность постов, я завалился спать. Честно говоря, последние сто метров нашего перехода, шел на одних морально-волевых, мечтая только о скором отдыхе, несколько раз даже оступился, чуть не упав в обморок.
Сон пришел быстро, снился заснеженный лес и высокие султаны взрывов, ломающие корабельные сосны, как гнилые спички.
Глава 12
Взрывы ухали один за другим, частенько сериями из двух-трех разрывов одновременно. Мои зубы стучали сильнее чем гремело снаружи. Я лежал, свернувшись калачиком на дне полуобвалившегося окопа, присыпанный сверху грязным снегом, земляным крошевом и деревянной щепой. Грохотало страшно, земля вздрагивала и дрожала, я вздрагивал и дрожал вместе с ней. Страшно было до жути, панический страх заставлял дрожать, а истерика, родившаяся в глубине моего слабого тела, требовала одного — вскочить и бежать, куда глаза глядят. Бежать, что есть сил! Бежать, чтобы спасти сове слабое, теплое тело. Я загонял страх, панику и истерику вглубь себя и давил их…давил их болью — закусывал нижнюю губу так сильно, что кровь лилась из поврежденной плоти. Боль немного отрезвляла и приводила в чувство, но ненадолго, гремящие снаружи взрывы, вновь заставляли панике и страху овладеть моим телом. Хотелось вскочить и бежать…бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих взрывов, подальше от этого проклятого леса, где нас гвоздят снарядами и утюжат ракетами вторые сутки подряд.
Теперь я знаю, что самое страшное может произойти с человеком на войне. Самое страшное это попасть под артиллерийский и ракетный обстрел. Когда вокруг рвутся снаряды большого калибра, а ты лежишь в окопе и молишься только о том, чтобы выжить, немея от страха и первобытного ужаса. Что может быть страшнее?
Если бы сейчас стихли бы взрывы, и прозвучала команда: «Вперед, в атаку»! Рванул бы не задумываясь, побежал бы впереди всех, и пусть там лупят пулеметы, хрен с ними, они не страшные, они бестолковые трещотки.
Лежа в окопе и сатанея от грохота взрывов, костерил себя последними словами за то, что родился таким придурком. Ну, вот за каким лысым чёртом я поперся на эту войну? Сидел бы себе в лесу, жрал бы жареную на костре оленину, запивал бы все это брусничным чаем и разведенным спиртом и в ус не дул. Так нет же, заело: Родина в опасности! Родину надо спасать! Если не я, то кто? Дурак! Дебил!
В лесу, на заимке Степаныча, я просидел всего неделю, потом, во время одной из вылазок в лес, чтобы проверить установленные силки, заметил висящего на дереве парашютиста. Мертвое тело в темно-синем комбинезоне, опутанное ремнями, висело в метре над землей, купол парашюта запутался в еловых ветках. Мертвый пилот под напором легкого ветерка, медленно раскачивался из стороны в сторону. Как маятник метронома: туда-сюда, туда-сюда…