Рассматривая лицо этого человека, — редкую жесткую щетку седых волос, обвисшие мышцы, впалый безгубый рот и длинную бороду, падавшую на грудь, — вы вряд ли догадались бы с первого раза, почему он так сильно хмурится. То ли поддерживает изо всех сил искру жизни, то ли обдумывает какой-то очень сложный план. Но вокруг этого старика постоянно витала атмосфера великих возможностей, и после нескольких секунд наблюдения его фигура становилась настолько впечатляющей, что никто бы не удивился, если его неподвижные и бескровные ладони, сложенные на коленях, вдруг взлетели вверх, демонстрируя реальную мощь мускулов. Да, тело Джейкоба Бенчли медленно сползало в могилу, но в этих развалинах человека все еще жила динамика.
Он сидел, как уже говорилось, в длинной комнате с низким потолком. Когда-то она включала несколько помещений основной первой хижины, построенной Джейкобом в долине Глостер. Затем перегородки убрали, а стены раздвинули, и этот зал стал занимать площадь, намного превышавшую размеры первоначального строения. Дом Джейкоба Бенчли расползался во все стороны по неровной земле, шаг вверх или вниз от комнаты к комнате — и в результате получилась невообразимая конструкция, которая с течением времени перемещалась по огромному кругу, втягивая в себя амбары и коррали, огромные склады, сараи и маслодельни — дом одного человека стал напоминать маленький город.
В главном зале этого дома без особого труда различались три периода и три стиля архитектуры. Начальную стадию строительства демонстрировали провисшие стропила центральной части, завершающую — хорошо обработанный потолок в пристройках последнего времени. И везде чувствовалось сильное влияние Эймса Бенчли — в планировке и сводчатом дверном проеме, открывавшемся в зал в центре. Развешанные по стенам охотничьи трофеи тоже принадлежали Эймсу. Кроме того, он же превратил в ковры шкуры гризли и бурых медведей, прикрывавшие истертый пол. И еще приказал соорудить камин в южном углу. Но все равно зал остался залом Джейкоба, и хотя камин построил Эймс, именно Джейкоб настоял, чтобы огонь в нем никогда не гасили.
Все понимали, что эта причуда старика — один из немногих признаков, говоривших о разрушении разума, так же как и мышечной силы под давлением долгих лет, но, несмотря на погоду, во время влажной весны или жаркого горного лета огонь горел. И когда старик входил или въезжал на коляске в комнату и его ноздри не ощущали сладкий и всепроникающий запах пылающего дерева, он начинал очень сильно беспокоиться. Его голова поднималась вверх, руки замирали на подлокотниках кресла, а в глазах появлялся невыразимый ужас.
И как всегда, тревога оказывалась беспочвенной, огонь обязательно горел в камине, хотя и не всегда очень яркий. Постепенно все Бенчли начали верить, что огонь будет непрерывно гореть до самой смерти Джейкоба Бенчли, а затем сам собой погаснет.
Рядом с камином располагалось большое кресло патриарха. В нем и сидел он теперь с закрытыми глазами, но время от времени тонкие веки начинали дрожать, и старик внимательно изучал дружелюбное мерцание на стенах. Иногда его взгляд бродил по пустому залу, наслаждаясь льющимся в окна светом желтого предзакатного солнца.
Иногда он даже чуть-чуть поворачивался и смотрел на восток через окно, за которым открывался вид на склон и размах долины Глостер, великолепное море серебряной воды и зеленых деревьев. О, как он мечтал продвигать свои изгороди шаг за шагом вперед, пока они не завоюют всю долину! И он уже почти достиг желаемого, во всяком случае, подошел к нему чертовски близко. Но тут началась проклятая война!
Он резко повернулся, прогоняя грустные мысли, и бросил взгляд на западные окна зала, откуда открывался вид великолепного патио, вокруг которого сконцентрировались все здания усадьбы.
Благодаря численному превосходству Кемпы расселялись по долине как им вздумается — разве что стараясь держаться восточной ее части. Бенчли приходилось все теснее и теснее сжиматься вокруг главной цитадели семейного счастья. Они покинули хижины, где, как правило глубокой ночью, их заставали врасплох и убивали ужасные Кемпы. Они бросали хижины и шли к Джейкобу Бенчли, добавляли свой отсек к основному дому и помогали соорудить новую группу маслобоен, еще одну нишу в бесконечных сараях либо еще один загон. И маленький город рос такими вот ячейками.